Категория трудности

Метры все же уходят вниз вместе с душевными силами, вместе с моим весом. Сейчас над головой футов двадцать зализанной, черствой стены. (Здесь считают на футы, и мне теперь это кажется правильным. Еще лучше считать бы на пяди – слишком тяжко дается мне каждый шаг.) Ее можно траверсировать вправо. Есть за что зацепиться рукой, неплохой выступ для ноги. А дальше трещина, в которую можно заклинить кулак, использовать его как искусственную точку опоры и, подтянувшись, выйти на полку.

Я уже запустил пальцы в скальную выбоину, когда в полуметре над собой заметил свежевбитый крюк. Опробовал и убедился – сидит прочно. Крюк отмыкал лобовой путь. А он намного короче и надежней. Я подумал: если этот крюк не коварство судьбы, то в нем ее искренняя помощь, и уж хотел было прощелкнуть на него карабин. Однако…

Сперва возник голос самолюбия. Оно вздыбилось сходу, как второй конец палки, на которую наступили. То самолюбие, что больше всего и движет душой альпиниста. Оно взбунтовалось, поскольку не успело еще подладиться под новые и пока непонятные ему проявления моей психики. Забыв обо всем, я решил пройти стену свободным лазанием.

Я ухватился за верхнюю зацепку, поднял ногу, чтобы шагнуть, на уступ, но… ничего не вышло. ЭТО вновь надвинулось на меня. ЭТО заставляет меня смотреть вниз. А там уйма маленьких человечков, многие из которых держат подзорные трубы, бинокли, чтобы подробней меня разглядывать. Нас разделяет метров пятьсот. Около двух троллейбусных остановок. Когда я сорвусь, то пролечу в свободном падении две троллейбусные остановки! Упаду на острые камни и буду выглядеть так, словно по мне колотили кулинарным молотком.

Я смотрел вниз! Делал то, чего научился не делать еще в начале своей альпинистской жизни. Смотрел глазами непривычного к высоте человека. У бывалого альпиниста взгляд вниз предназначен для деловой оценки, не более того. Он не вызывает каких-либо мрачных ассоциаций, не будит гнетущего, чреватого паникой воображения. Восходитель не примеряет себя к высоте – он от нее независим. Что с моими глазами? Они безвольны, против моего желания опускаются вниз, резко падают, как у куклы, переведенной в горизонталь. Они велики, глаза моего страха! Но, к счастью… Ни один орган не способен так быстро перестроиться, как глаза. Они перестроились, обрели свои прежние размеры – присмотрелись к двум троллейбусным остановкам по вертикали, воспринимают их сейчас более отчужденно, равнодушно. Теперь взгляд на трещину, куда намерен вставить кулак, чтобы подтянуться. И снова сомнение… с неизменным здесь спутником – страхом. Надежна ли трещина? Вдруг раскрошится камень, выскочит кулак? Но и этот страх меркнет в сравнении с паникой, которая меня охватывает оттого, что вижу, как рушится, крошится, осыпается мой опыт, как распадаются проходные восходительские понятия, аксиомы. Я впадаю в альпинистское младенчество, теряю способность оценивать простейшие вещи. Смотрю на трещину, оценка которой заслуживает лишь беглого взгляда, и сомневаюсь, как новичок. Это равносильно сомнению в обжигающем свойстве огня, охлаждающем действии льда. Что со мной происходит?! Странная аномальная потребность анализировать и убеждаться в правильности основополагающих, опорных понятий, заново открывать, что стул для того, чтобы на нем сидеть. Откуда она взялась, эта чертова амнезия, эта потеря альпинистской памяти?!

Меня преследует чувство, будто что-то должно случиться… со мной или хуже того – по моей вине. И каждый раз наплывает картина: перед глазами тела на белоснежном скате пика Ленина… В ней, кажется, истоки моей болезни.

Все это мелькает в секунды. Но чудится, будто нерешительность моя тянется часы, видна и понятна всем – партнерам и даже публике, следящей за мной сквозь оптику. Пора наконец сделать выбор. Я говорю себе: сомнение в моем деле, как и деле канатоходца, больше, чем что-либо, имеет роковые последствия, его можно смело маркировать черепом с двумя костями. Я должен преодолеть себя. Поблажка себе – это поблажка страху. Это хворост в огонь. Дальше может быть только выбор: или конец альпинизму, или конец собственной жизни – рано или поздно, в некий злосчастный момент страх уведет меня в пропасть в самом физическом смысле этого слова.

Я решился. Я изготовился. И в тот же момент поднялась во мне от самого живота, буйно воспряло упругое чувство – злобный протест: на черта мне сдалось это приключение, кому и ради чего нужен этот дурацкий риск, тем более здесь, в чужой стране, где лежит на мне повышенная ответственность?! О чем я думаю? Вот крюк, который открывает прямой и короткий путь, за который можно с гарантией зацепить свою жизнь! Я использовал крюк, быстро прошел стенку и оказался на маленькой площадке. Обеспечив страховку, принял сюда Непомнящего и Виснера. До высшей точки маршрута оставалось немного, и мы легко одолели этот участок.