Катехон

«И ее кожа, наверное, тоже», – подумал.

Сам он попробовал впервые кофе лет в девять.

Это была коричневая жестяная банка. На банке было изображено что-то желто-индийское. Банка хранилась на второй полке подвесного шкафчика как драгоценность.

Тогда вообще было много индийского. Индия просто истекала на Союз. Хинди руси бхай-бхай. Братья навек. Особенно в Средней Азии: не только бхай-бхай, еще и соседи. Индира Ганди, смуглые поцелуи дружбы. Движение неприсоединения. Кофе.

В Ташкенте открыли магазин индийских товаров «Ганга». В нем продавались платья, напоминавшие крашеную марлю, и пестрые металлические вазы, в которые нельзя было ставить цветы. Если щелкнуть по вазе, она долго и обиженно гудела.

Итак, лет в девять перед ним поставили кофе, утром, из той индийской банки.

Кофе был зверски разбавлен молоком, поверхность стянута резиновой пленкой. Когда он вытащил ложку, пленка повисла на ней… «Сделай хотя бы глоток», – раздался голос из мира взрослых, голос силы и утренней власти. Он стряхнул пенку и сделал «хотя-бы-глоток»… Остаток допивала мама. «Ну и глупый», – говорила она, ставя чашку в раковину. Он молчал и смотрел. На дне чашки слизью блестел сахар.

Кофе он заинтересовался уже студентом, курсе на третьем. Его занимал вопрос о соотношении индивидуального времени и коллективного. Гипотеза состояла в том, что ускорение первого может странным образом замедлять второе.

«И что, – спрашивала его она, переставая тереть пол. – При чем тут кофе?»

Она вымыла почти половину магазина. Вторую половину обещал вымыть он. Он помогал ей. Он думал, что помогал ей.

Он брал у нее швабру и говорил, что скорость группового времени не есть простое среднеарифметическое от сложения скоростей индивидуального времени у каждого из членов этой группы…

«И что?»

Она уже сидела в кресле и качала голой ногой в сером носке. А он стоял и тер шваброй пол.

…А то, что у тебя, у меня, у сотен людей время может течь очень быстро, но чем быстрее у нас оно течет, тем медленнее движется общее время.

«Может, сдвинешься наконец? – спрашивала она. – Пять минут трешь одно место».

Он делал шаг вперед и принимался за новый квадрат.

«Ну и почему ускорение моего индивидуального времени замедляет общее? – спрашивала она. – Должно же, по идее, ускорять?»

Потому что главное – не скорость, а направление, вектор. Если импульсы времени движутся в противоположные стороны, они гасят друг друга.

«Очень сексуально, – говорила она, глядя, как он снова елозит шваброй на одном месте. – Откуда у тебя такие движения? Ладно… Давай, уже отдохнула…»

Она отнимала у него швабру и начинала сердито протирать дальше. Он садился в нагретое кресло, кусал губы и смотрел, как она моет.

Она снимала тряпку и быстро окунала в ведро. Он слышал шум воды. Шум воды и ее дыхание.

«Так при чем там кофе?» – спрашивала она.

«Кофе ускоряет индивидуальное время». – Он подходил к ней и снова пытался отнять швабру. Несколько секунд они боролись.

Потом… Что было потом, к кофейной теме уже не относится. Темнота. Темно-коричневая, горькая, быстрая темнота.

Эта темнота ускоряет индивидуальное время. Заставляет быстрее сокращаться маленькие влажные часы. Тук. Тук. Отсасывает время у большого времени.

Через несколько лет он узнает, что это открытие уже было сделано до него. Влияние кофе на время открыли суфии. Те самые кружащиеся суфии.

Они владели секретом замедлять время.

Чувствовали ли турки, что время в их империи замедляется? Да. Чувствовала власть и запрещала кофейни. Чувствовали бородатые законоведы и богословы (не суфии). И издавали особые указы, и проклинали, и трясли бородами.

Напрасно. Напрасно.

Следующий слайд, пожалуйста.

В июле 1683 года турецкие войска осадили Вену. И были, как известно, разбиты. Среди брошенного при отступлении были найдены мешки с кофейными зернами.

В Вене появились первые кофейни.

Очень напоминает сюжет с Троянским конем. Правда?

«Правда».

Они уже вышли из магазина и заворачивают за угол, на Жуковскую. Здесь недавно открыли кооперативное кафе. В арыке вертится деревянный чигирь, постукивая ведрами. Они берут одно пирожное и два кофе. Мимо гудит троллейбус. Вертится, постукивая, чигирь.

Он делает глоток и продолжает.

Мешки с кофейными зернами были мешками со взрывчаткой. С медленно действующей взрывчаткой, подложенной под основание большого европейского времени.

Примечание. Он поднимает палец. В том же 1683 году, когда турок разбили под Веной, Исаак Ньютон пишет трактат «О движении». Он ляжет в основу его главного труда – «Математических начал натуральной философии». Ньютон сформулирует учение об абсолютном времени, времени равномерного прямолинейного движения.

Подержав палец поднятым, опускает.

«А как же “Гамлет”? – Она отщипнула кусочек пирожного. – “Век вывихнул сустав”?»

Она сидела напротив него, и за спиной ее тихо жила улица. Постукивал по воде чигирь, прогудел еще один троллейбус.

The time is out of joint. И что? Время всё равно мыслится как что-то прямое: суставы, позвоночник… Вывих можно устранить. И всё снова будет прямым.