Катерина

Но вот, случилось горе. Аксенов получил телеграмму, где сообщалось о жуткой трагедии и о племяннице сиротке. Так бы он и не ответил на телеграмму, однако благодаря связям узнал, что племянница при имении, с управлением коего в столь юном возрасте не справится, а корыстных до чужого добра нынче много, обманут и обдерут как липку, такого Мокий Филиппович допустить не мог.

Домой он явился в весьма приподнятом настроении, уже и погоды не смущали, и грязь сельская не вызывала отвращенья. Катерину нашел на кухне, та хлопотала над обедом. Во всех благородных домах кухарки имелись, так и у семьи Аксеновых работала пожилая Прасковья, но после печального случая ушла она, поплохело старухе, когда узнала о происшествии. Однако Катю Прасковья сызмальства кухарить научила, матушка не противилась тому, наоборот. Это в городах больших, говорила она, барышни пальцем о палец не ударят, а в селе хорошая хозяйка должна уметь все независимо от положения.

– Чем потчевать будешь, Катенька? – Мокий снял мокрый плащ, вылез из сапог, так все и побросал у дверей.

– Жаркое из курицы, щи и пирог с яблоками.

– Славно, славно… Ты уж поторопись. Не терпится мне новостями с тобой поделиться.

– Какими такими новостями, дядюшка? – Катя выглянула из кухни. Передник с вышивкой на ней смотрелся умилительно, на носу и щеках мука белела.

– Вот сядем обедать и узнаешь.

Через час девушка подала на стол, запахи разлетелись по обеденной зале наиприятнейшие. Аксенов сел, заправил салфетку за воротник:

– Тут такое дело, Катенька, – отставил в сторону тарелку щей и пододвинул поближе жаркое. – Довелось мне сегодня повстречать одного господина. Человек благородный, – вложил кусочек мяса в рот, – в том можешь не сомневаться. И в разговоре упомянул он о тебе. Очень интересовался, не сосватана ли ты еще.

– И кто же этот господин? – у Кати моментом пропал аппетит, она принялась перебирать пальцами приборы.

– Его Сиятельство граф Блэр, – гордо выдал Мокий Филиппович.

В ту же секунду у девушки остатки румянца сошли со щек.

– Блэр? – шепотом переспросила.

– Да. Это же какая удача, голубушка.

– Нет! – выпалила как на духу.

– Что нет?

– Пусть граф ищет себе другую пассию.

– Мне воистину непонятен твой настрой. Отчего такая категоричность?

– Вы бы поспрашивали, дядюшка, что о нем говорят. Он нехороший человек, хоть и благородного происхождения. И, более того, замуж я не собираюсь.

– Что ж ты так распереживалась, – Мокий решил на племянницу пока не давить, к тому же однозначных предложений со стороны графа не поступало, прозвучали лишь общие вопросы. – Никто замуж тебя выдавать не собирается. Я всего-то поделился новостью.

Тогда Катя немного успокоилась и, хоть без особого желания, но вернулась к еде. А после, когда дядя по обыкновению отправился на боковую, Катя быстренько собралась и пошла к Киртановым. Лидия Васильевна приняла гостью с превеликой радостью, немедля за стол усадила.

– Ой, как я рада, Катенька. Два дня уж ты к нам не заглядывала, поскучали мы. Неси-ка, Марьяна ватрушки и чайку крепкого завари, – крикнула хозяйка.

– Уже, – донеслось с кухни.

– Ну-с, рассказывай, какие дела у тебя, – женщина подперла голову руками и уставилась на девушку.

– Волнительно мне, Лидия Васильевна. Чует сердце, беда будет.

– Что такое? – резко насторожилась та.

– Решил, видимо, дядюшка меня замуж выдать. И вот сыскал жениха или тот напросился вперед – не знаю.

– Кого же?

– Графа того самого.

– Англичанина? – Лидия Васильевна аж замерла.

– Да. Говорит, повстречались они, и граф первый завел обо мне разговор. Но не удивлюсь, если Мокий Филиппович лукавит.

– Ох, голубушка, – закачала головой. – До чего дурные слухи бродят о нём. Поговаривают некоторые, мол, повстречали его охотники в лесу, со спины вроде граф, а как повернулся, так чудище оказалось. То выдумки, конечно, но согласись, о хорошем человеке такого сочинять не будут. Слишком уж не взлюбили его. Работников своих не жалеет, трудятся бедолаги, и в дождь, и в ветер, а жалованье-то скудное.

– И вот ему хочет сосватать дядя, – на выдохе произнесла Катя. – Мало мне печали…

– Дядя твой, – не выдержала Лидия Васильевна, – только наживы ищет. Не успел явиться окаянный, как взялся судьбы коверкать.

А у Кати слезы покатились по щекам, закрылась она руками и смолкла, только плечи вздрагивали.

– Ну, милая, – кинулась к ней Киртанова, – что же ты, успокойся. Вот ведь, язык мой – враг мой. Не печалься раньше времени.

Кое-как Лилия Васильевна с Марьяной успокоили девушку, даже наливки рюмочку налили, а то совсем бедняжка раскисла. Вернулась Катя домой поздно, а дядька даже не спросил, где была, что делала. Аксенов сидел в кресле с газетой, стихи читал, просвещался.