Катерина

Кучер помог Кате забраться в повозку, после закрыл дверцу и поспешил на свое место.

Не успела Сара выдохнуть, как рядом с ней возник граф:

– Эта плебейка права, вы неважно выглядите. Полагаю, с раной не все так хорошо, как хотелось бы.

– Нужно время, всего ночь прошла.

– Раньше хватало пары часов.

– Увы, но я подвластна возрасту. Здесь уж ничего не поделаешь.

– Ох, только не начинайте заунывную песню о годах. Вы стареете с такой же скоростью, с какой и африканский баобаб. И то, только потому, что неразборчивы в еде. Я всегда говорил, эта ваша диета до добра не доведет. Выпечка, отбивные, сладости. Даже звучит дико.

– Я не хочу потерять в себе человека, мистер Блэр. Частое употребление крови пробуждает звериные позывы.

– Ваше право. А вот рану лучше бы обработать.

– Те мази, что вы приносили, давно как испортились.

– Хорошо, я достану новые.

– Мистер Блэр? – лоб Сары покрылся испариной, дышала женщина тяжело, все чаще ежилась. – Позвольте полюбопытствовать.

– Ну… – Элвин посмотрел на нее с жалостью.

– Коль вы считаете Катерину Петровну плебейкой, так зачем намерены жениться? Империя полна прекрасных дам благородных кровей, в одной столице их не счесть. Почему она?

Ему совершенно не хотелось разглагольствовать на подобные темы, но в силу слабого состояния экономки сыскал снисхождение:

– Сара, я… – замялся, ибо не знал, что ответить, – я бы рад удовлетворить ваше любопытство, но не могу. У меня нет ответа на этот вопрос. А почему сей факт моей личной жизни так волнует вас? Ведь истинная причина не в пресловутом любопытстве.

– Не обессудьте, но сударыня Аксенова хорошая девушка, хоть и простая. На ее долю выпало немало горя…

– И? – ему даже стал интересен ход мыслей экономки.

– Вы чрезмерно грубы с ней, чем причиняете еще большие страдания.

– Забавно. Это вас клыки жалкого пса сделали такой чувствительной? Или вы и вправду стареете?

– Прошу меня простить, – она склонила голову.

– Ступайте в дом и обработайте рану, мисс Митчел.

Катя вернулась в родные пенаты полностью разбитая. А стоило войти в дом, как испытала приступ дурноты. Терпкий запах пота, испорченной еды и табака смешались воедино, от такого смраду аж глаза у девушки заслезились. И всего-то двое суток отсутствовала.

– Катенька, – вышел из гостиной Мокий Филиппович в засаленной рубашке и отцовском халате поверх. – Дома уже? Как съездила?

– Доброго утра, – лениво огляделась. – Съездила хорошо.

– Славно, славно… не позаботишься о завтраке? А то все дни на сухомятке, так и язву заработать недолго.

– Да, конечно.

Первым делом Катя раскрыла окна, затем вымела полы. Повсюду были разбросаны газеты, а под ними кучковался пепел от сигар, крошки хлеба и прочий сор. В кухне картина была не лучше, горы грязной посуды, объедки.

Только к полудню удалось справиться с жутким бардаком. И завтрак плавно перетек в обед, хотя Мокий Филиппович не возражал, он крепко спал в гостиной все время, пока племянница наводила чистоту и кухарила. Девушка подала на стол, сама же откланялась. Сидеть рядом с этим человеком было уже до невозможности противно. Она сменила платье и поспешила к Киртановым.

А по дороге встретила Стешу, та налетела на подругу:

– Катя, где это ты пропадала? До нас тут слухи дошли, что ты замуж собралась.

– Да, вот… собралась, – еле выдавила из себя, вспомнив утренний выпад будущего супруга.

– И молчишь? Не дело. Ну-ка, рассказывай, кто таков, когда свадьба, – подвела Катю к лавочке.

– Стеша, давай позже. Я слово даю, все расскажу в подробностях, но не сейчас, время совсем нет.

– Вот ты заноза какая, – надулась белобрысая Стеша. – Я тут извелась вся и Колька уж не мил, а она как воды в рот набравши. Коза ты эдакая…

Но на лице Катерины и намека на улыбку не было, потому скоро Стеша отстала:

– Ладно, леший с тобой. Потом так потом. Но смотри, с живой не слезу, пока все не узнаю.

Девушки расцеловались и разошлись каждая по своим делам.

Катя шла и сетовала. Вот же, теперь все село узнает, что она замуж выходит. Верно, дядюшка разнес новость по округе. Но у порога Киртановых она вдруг остановилась, села на крыльцо и словно окаменела. На самом-то деле не это важно, не болтливость Мокия Филипповича, не его жадность до чужого добра, а то, что случилось нынче утром. Граф явил свое истинное лицо. И боле сомнений не осталось в том, что он деспот. Такой неровен час и руки распускать начнет, ежели что не по его будет. Ладно бы просто накричал или ногами потопал, даже кулаком по столу настучал, а то ведь стулом запустил, да совсем рядом с ней, а может и вовсе в нее метил, но вот беда, промахнулся.

– Катенька! – на порог вышла Марьяна с наполовину ощипанным гусем в руках. – Ты что же сидишь на холоде? А ну-ка, бегом в дом!

На что девушка поднялась и потопала следом за кухаркой.

– Лидия Васильевна! – крикнула женщина. – Гляньте, кого я на крылечке нашла.