Катя

Это я вся неизвестно в чем, и пижамы раза по три за дежурство меняю. Я вообще последнее время стала замечать, что отдыхаю на работе, а не дома. При том, что я каждый божий день оперирую и не раз и роды принимаю, и обходы делаю, и смотрю, и консультирую. Так когда же я отдыхаю? А вот когда истории пишу или пью чай в ординаторской, тогда и отдыхаю. Как-то оно все не путем идет. Не пойму, почему.

Вот недавно видела Таньку Луневу, так она все на одиночество жалуется, что обед подать некому, никто не приласкает. А меня кто приласкает? Свекровь? Так она приласкает! Все не так, все, что делаю — все не так. Тряпку не так выжимаю, пол не так мою, посуду, само собой, не так, готовлю невкусно и по-быстрому, а надо, чтобы и первое, и второе, и третье, и испечь бы чего не мешало. И за мужем я плохо ухаживаю. И если я так и буду продолжать, то муж мой пойдет искать внимания на стороне.

Я должна ей поверить, что там на стороне он найдет и внимание, и уход, и обед нормальный. А мои ночные дежурства бесят их со страшной силой. И все мои объяснения, что я люблю свою работу, вызывают только кривую усмешку.

Что же сломалось у меня в семье? Почему все пошло не в ту сторону и так криво? Мы же любили друг друга. Что я говорю — «любили»? Надо говорить — «любим». Господи, как мне не хочется идти домой!

Я пошла в душ. Теплые струи очистили не только тело, но и сознание. Мне определенно стало легче. Я решила заглянуть в универсам. Пошляюсь по отделам, приду в себя, получу удовольствие. Может, куплю себе что-нибудь. Ага, куплю. Если повезет. Надо ситчик взять, да к лету новое платье сообразить. Я зашла в отдел тканей и меня понесло: вроде же не дорого, я же зарабатываю. И за ночные дежурства мне платят. И получаю я больше Глеба. Могу себе позволить. И я позволила на целых пять рублей, и целых три отреза. Домой я уже вернулась в хорошем расположении духа.

Но не тут-то было.

— Где ты была? — услышала я с порога голос мужа.

— Ну, — начала оправдываться я, — сначала на работе задержалась, потом в универсам заскочила, потом в тряпках застряла.

— Все что угодно, лишь бы домой не идти? Так?

— Так. — Я поняла, что скандала не избежать, и решила не прогибаться.

— То есть я тебе до лампочки? То, что я сижу и жду как дурак, пока моя жена вернется с работы и соизволит на стол накрыть, тебе все равно? Тебе безразлично, ел я или не ел?

— Ты ел? — без всякого интереса спросила я, четко зная ответ.

— Нет, а что есть? Ты готовила для того, чтобы было что поесть?

— Нет, сейчас приготовлю.

— Зато тряпки купила!

— Да, купила, и в выходные сяду за швейную машину.

— А что должен делать я?

— Откуда я знаю, что ты должен делать? Читай, пиши свои труды, погуляй в конце концов.

— Один?

— С мамой. В зоопарк ее своди.

— Нарываешься?

— Уже нарвалась.

— А почему в зоопарк?

— Потому что там вам самое место.

Нет, за время всей этой перепалки я уже почистила картошку и она шкворчала на сковородке, а Глеб продолжал:

— Катя, ты обнаглела, последнее время ты просто обнаглела. Ты что, любовника завела? С ним задерживаешься?

— Да, завела, трех. Один же меня, нимфоманку, не удовлетворяет, надо трех, причем желательно одновременно. Мама твоя где, а то мне второго голоса не хватает.

Глеб стих.

— Катя, ну почему ты все в штыки?

— Я в штыки? — возмутилась я, поворачивая картошку, — я пришла домой, счастливая, надеясь поцеловать единственного мужа, а нарвалась на скандал. Вот теперь выслушиваю.

Он смотрел на меня и улыбался.

— Так все-таки единственного? А как же те трое одновременно?

— Остались в прошлом.

— Катя, я люблю тебя.

— Глебушка, если ты меня любишь, то зачем доводишь до безумия?

Он обнял меня. Мне пришлось положить на стол нож, которым я резала хлеб. Он целовал мне шею, постепенно спускаясь к ключице.

— Хочешь сойти от меня с ума? Сейчас. Пойдем в спальню. И моя нимфоманка…

Он не успел продолжить, а я успела завестись, и уже готова была пойти в спальню и отложить ужин.

— Катя, — раздался голос свекрови, — ты ужин приготовила? Я уснула перед телевизором с голодухи. И что у нас сегодня? Опять картошка? Чему тебя мать учила? Баба ты или кто? А ты что? — это она уже сыну. — Что ты ее обнимаешь? Драть ее, бездельницу, надо! А он обнимает.

— Мама, прекрати. Сейчас я шпроты открою и поедим. Салат уже готов, картошка поджарилась, так что проснулась ты как нельзя вовремя…

Последние слова он произнес, выразительно глядя на меня. И я его простила. Как всегда, взяла и простила. Ведь он у меня хороший и любимый, а во всех наших бедах виновата только свекровь. Вот если бы жить отдельно… может, квартиру снять? Надо поговорить с Глебом.

Часть 6

Я опаздывала. То есть уже опоздала, не пошла на общую планерку и сразу обосновалась в ординаторской.

— Что, Катенька, опять неприятности дома? — мой заведующий вошел в ординаторскую и с отеческой теплотой смотрел на меня. Я только и смогла, что кивнуть головой. В глазах проступили предательские слезы, и я еле-еле сдержала их бурный поток.