Катя

— Да знаю. Я привыкну, Любонька. Ко всему привыкну. У меня вы есть: ты, дети, Саша твой. Вы моя отдушина, моя семья. Как я тебе благодарна была, что ты внуков мне вчера прислала. Жить захотелось. А так ведь, когда одна, что только в голову не приходит, вспоминается все…

Слезы опять подступили комком к горлу. Я замолчала, глядя в окно. А там все то же. Тот же больничный парк, те же аллеи, те, по которым он… Кое-как заставила себя вернуться в реальность. Прошел уже не один год, а как гляну за окно на улицу, на подъезд к стационару, на парк больничный, так он мне все мерещится.

Вот благодарю Бога, что дал мне такую любовь и проклинаю одновременно. Ведь жизни-то нет… Без него нет… А сколько мне еще жить знает только… только один Бог знает.

— Теть Катя, а букетище откуда? — голос Любы вернул в реальность.

— Да отец одной женщины принес, двойню она родила вчера.

— Понятно. Его не поднять.

— Да уж, действительно не поднять. Вон, еле в ведро поместился. Всякое видела, но такой букетище впервые.

— Такова его благодарность.

Она побыла совсем чуть-чуть и ее вызвали в приемный покой. А я взяла себя в руки и пошла на обход. Сегодня я одна, без Ромы. И все-все на мне. Ну и хорошо, голова будет работать в том направлении, что надо и мысли в том русле, что надо.

Я хваталась за все и сразу, и за больных, и за медикаменты, и за порядок в отделениях. А был порядок. Это вовсе не как я тогда, после декрета, вышла и ужаснулась. Нет, всё на месте и все на месте. Рома хороший организатор, и врач хороший. Но он лишь зам. И все понимает и не претендует. А меня все это устраивает… эгоистка. Ему рост карьерный нужен, а он застрял. Вот понимаю умом, а отпустить Рому не могу и не хочу. И не отпущу, хоть камни с неба! Может у меня в жизни хоть одна отдушина быть. И будет. Он — друг мой, Рома. Что ему, денег больше дадут на заведовании? Нет, не дадут. У него зарплата хорошая, наравне с моей. Еще за звание. Так что больше чем у меня выходит, и что ему на заведовании, престиж? Может, а уважения и здесь хватает. Короче, оправдала я себя мысленно и перед Ромой, и перед самой собой.

Отработала до пяти и домой собралась. Зашла за Любой. Ее подбила тоже пораньше уйти с работы. Думаю, зайду к ним, Ванечку гляну, Маришку потискаю.

У ворот нам навстречу попался полковник Орлов.

— Екатерина Семеновна, отработали?

— Да, на сегодня все. У дочки вашей все нормально, вы к ней?

— Нет, у нее я уже был. Зять приехал в отпуск, вот он с ней, а я думал на ужин вас пригласить.

— Меня?

— Вас. А что, я вам не пара для похода в ресторан?

— Я домой собиралась, у меня планы.

— Нарушаю?

— Нарушаете.

Люба улыбалась. И оценивающе разглядывала Орлова.

— Тетя Катя, смотрите, Ванечка и до завтра подождет.

— Да, товарищ полковник, Ванечка мой внук, а это дочка Люба. Любовь Александровна.

— Дочка, а обращается «тетя Катя»?

Я немного растерялась, потому что осталась с Орловым наедине. Люба чмокнула меня в щеку и убежала.

— Это дочь мужа.

— Покойного мужа. Вы думаете, я не узнал ничего? Ваши сотрудники очень словоохотливы, и все мне доложили.

— Так вы сплетнями промышляете?! Некогда мне. Прощайте!

И я рванула домой. Не к Любе уже, конечно, а к себе домой.

Там была мама. Вот, можно больше и не говорить. Все сказала она, и про мое одиночество, которое скрасить некому, и про то, что предупреждала, и что все она, сверхумница, предвидела, а я, дура непутевая… И говорила, и говорила, а у меня даже слез не было.

Ужинать я не стала, в горло ничего не лезло. Особенно под ее свербеж. И внуки не пришли… Люба же думает, что я с Орловым с этим. И спала плохо. Встала разбитая, кофе хлебнула и на работу собралась.

Только у кабинета снова стоял Орлов.

— Екатерина Семеновна, простите! Я не хотел вас обидеть. Просто вы такая… нежная, хрупкая, вас защитить хочется! А вы не хотите, чтобы вас защищали, ставя себя на растерзание всем ветрам судьбы.

— Так вы поэт прямо.

— Встретимся?

— Зачем?

— Поговорить, вы о себе, я о себе.

— Только не сегодня, я к внуку собиралась.

— Это дочери?

— Да, ее. У нее трое, но думаю, что не предел.

Он улыбнулся и предложил встретиться через два дня, потому что завтра я дежурила, и это он узнал у акушерки Аллочки.

А дальше… работа. Любимая работа. Та самая, где я могу быть очень нужной и очень значимой. Вот такие у меня амбиции.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Часть 41

Наутро после планерки меня вызвал директор. Не люблю я в его кабинет ходить. С некоторых пор совсем не люблю. Но ослушаться не могу. И я пошла.