— Я тебя люблю, как умею. Матерей не выбирают. А что ты сама непутевая по жизни, так то не моя вина. Что ты имеешь? И чего ты добилась в жизни? Ничего, такая же одинокая, как и я. Только у меня есть ты, а вот кто есть у тебя? Ты бы хоть задумалась, прежде чем на очередной огонек лететь. Не бабочка уже. Бабушка.
— У меня сын есть, и Люба, и внуки.
— Сын улетел, и не вернется он из своей Америки. А Люба? Кто она тебе? Ты хоть одну падчерицу видела, чтоб мачеху любила? Ты отца у нее забрала. Единственного родителя, а теперь Люба ей родная! Дура ты, Катька! Жизнь прожила, а не поумнела!
Она скорчила саркастическую рожу и пошла к себе. А я разогрела борщ, ей сваренный, и села ужинать. Обидно было, очень… но слезы не пришли. Она же старая, оттого и эгоистка. Это не она, не мама говорит, а старость. В старости человек не должен быть одинок, а мама моя так давно одинока! Вот откуда все — от неустроенности и тоски… А меня она любит, я же знаю! Какая мать не любит своего ребенка! Просто она за меня волнуется, а выразить по-человечески не умеет. Так вот белиберда и получается.
Я уже чай допивала, когда мама вернулась на кухню.
— Вчера Таня звонила, очень просила тебя перезвонить.
— Какая Таня?
— Лунева. Прям очень просила. Не держи зла на нее, Катя.
— Да я не держу, что ей надо?
— Не сказала. Только, что сын женился, она уже бабушка.
— Понятно, бабушка так бабушка… Мама, я пойду посплю.
— А если позвонит?
— Завтра, все завтра.
— Катя, полковник хоть солидный?
— Да ничего вроде.
— А внешне?
— Да тоже ничего. Мама, я его видела один вечер.
— А ночь?
— А ночь я спала. Одна, как приличная девочка.
Я поцеловала маму в щеку и прошла в свою спальню, расстелила одну половину кровати и легла.
Не спалось. Я думала и думала. Зачем я поехала к Мите? Он может себе представить, что я согласна быть с ним. А я согласна? Не знаю. Он милый и симпатичен мне, но я не знаю, как далеко могу зайти. Мне просто хотелось выговориться, ощутить себя нужной, значимой, не одинокой! Я могу выть от своего одиночества! А там, с Митей, я была просто с Митей… С мужчиной, от которого исходит сила, и с которым не так одиноко… потому, что есть он. Я была благодарна ему! А только лишь благодарна?! Может, что еще? Может, и что-то большее? Симпатия, и…
Нет, пожалуй, лишь только симпатия. Ну, сочувствие еще и защищенность. Мысли крутились и путались. Я встала и вышла на кухню. Там сидела мама.
— Не спишь чего?
— Думаю, дочка!
Дочка! Как давно она меня так не называла… С тех пор, как ушел отец.
— Что, мам?
— Ты уже готова переехать к нему?
— Нет, с чего ты взяла? В мыслях не было.
— Ты же сказала.
— Мама, я не готова. Я не в том возрасте, когда после одного свидания переезжают к мужчине. Просто ты так категорична…
— Не начинай! Я поняла. Хоть познакомь нас, что ли?
— Хорошо, если будет свиданий пять, то непременно. Мы просто разговаривали и пили коньяк.
— Он пьет?
— Нет. Не знаю. Я видела его всего пару раз.
Мне стало жалко маму. Она же волнуется… Я снова обняла и поцеловала ее, потом накапала корвалол ей и себе и проводила ее в ее комнату, посидела рядом, пока она не уснула, и легла сама.
Утром позвонила Лунева. Она говорила осипшим от слез голосом и просила о встрече. Умоляла о встрече. Вот, как сказать правильно, именно умоляла.
Я сказала зайти ей ко мне на работу часам к четырем. Увижу, выслушаю и решу.
Вариантов Танькиного горя у меня не было. Да я и знать не очень-то хотела.
Утром ко мне в кабинет прибежала Люба, покурить, как она сказала. Интересно, что несмотря на все старания Сашки, она не бросала. Курила много, особенно после сложных операций. А других она не делала, так что курила. Кофе и сигареты были для нее основным питанием.
Интересно, а мой Сашенька курит?
— Нет, не курит Сашенька, мы разговаривали, — она ответила на мой не заданный вопрос.
— Ну, у меня тоже дети, тетя Катя. Я понимаю. Сашка вон Валерку подговорил со мной бороться, а Мариша заявила, что ей нравятся женщины с сигаретой. Так у моего мужа чуть удар не случился. Принцесса его, и тут такое заявление.
— Балует он ее! Я уже ему говорила, но принцесса есть принцесса.
Я улыбалась Любе, а она мне. Ведь без улыбки о детях нельзя. Но она выкурила свою сигарету и побежала в отделение, где ее уже явно потеряли.
Дальше был обычный рабочий день, только без Ромы. У него теперь своя вотчина и встречаться мы будем лишь на планерках, да в кабинете директора.
Время неумолимо приближалось к четырем. Но я так закрутилась, что и думать забыла о Тане Луневой.
Отталкивала моя душа и ее, и все, что с ней связано. Вроде и старые раны затянулись, и обиды давно прошли, но я просто знать ее не хотела и слышать о ней тоже не хотела. Главное, что я обещала встретиться с ней, а то, что обещала, надо выполнять. Она, наверно, на консультацию ко мне. Время климактерического периода, может, он у нее с осложнениями.