А Вера, глотая слезы, спросила, сколько лет должен прожить человек, чтобы стать совсем взрослым.
— По крайней мере восемнадцать, — твердо заявил Енда, но его огорчило, что Кате надо будет ждать еще три года. Он искренне вздохнул: — Вот так! Мое почтение! Два тире, точка — два тире — точка.
— Дедушка, а тебе уже есть восемнадцать? — полюбопытствовал Качек, о котором все забыли.
Детские трагедии длятся недолго.
В главе третьей всё начинается и заканчивается в почтовом ящике
Доехали мы хорошо. Из Старого Дола я ехал на лошади и даже сам правил. Катя ехала на автобусе. Она без конца дурит (зачеркнуто и исправлено на «делает глупости»). Она не желает путешествовать с нами по реке, а всем нам очень хочется. Разрешите нам, пожалуйста, поехать. Станда тоже будет писать своим родителям. Только вначале нам надо починить лодку. В поезде я ни с кем не разговаривал и никому не мешал. Только одна пани сама предложила мне собачку. Она чистокровной породы и живет в Едловой. Пани знает доктора (зачеркнуто и исправлено на «нашего дедушку»).
P. S. Если бы вы могли послать мне какое-нибудь индейское снаряжение, я был бы вам очень благодарен. Например, топор, брюки с бахромой, нож для скальпирования. Наверное, это не очень дорого стоит.
Письмо было немного испачкано и заканчивалось старательно вырисованной завитушкой под подписью.
Второе письмо, адресованное пану Франтишеку Тихому в Страконицах, было написано четким и строгим почерком. Содержание было таким же.
Станда просил отца разрешить ему попутешествовать по реке. Он точно рассчитал, сколько дней будет длиться их поездка, и обещал, что все будет в порядке. Одновременно он просил прислать ему кое-какие туристические карты. Написал он коротко и по существу, как деловой человек.
Третье письмо было написано синими чернилами. В конверте лежало два листа. Каждое предложение было пронумеровано и начиналось с новой строчки.
«1. Дорогая Варенька!» — было написано по-русски на одном из них и на другом по-чешски: «1. Драга Варенько!» И так предложение за предложением до цифры 28: «Целую тебя. Твоя Вера». Все это трудоемкое, на двух языках, немного неровно написанное письмо создавалось с помощью большого чешско-русского словаря. Но игра стоила свеч!
В этот день было написано еще два письма.
«Милая мамочка, — писала Катя. — Доехали мы хорошо, только Енда плохо вел себя в поезде. Все время к кому-нибудь приставал с разговорами. А теперь придумал сумасшедший план путешествия по реке. Если он будет просить, вы ему не разрешайте, потому что мне вовсе не хочется постоянно следить за ним. Очень прошу тебя, мама, пошли мне сюда какие-нибудь книжки. Лучше совсем новые. Извини, что я так коряво написала (как будто мама не прощала ей этого уже восемь лет!), и поцелуй за меня папу. К.».
Второе письмо было от Качека, который тоже хотел что-нибудь написать. За него на конверте написали адрес, а сам он нарисовал на листе фантастическую машину, у которой из трубы вырывалось пламя. Внизу он поставил свое имя: «К. Тикий» (вместо Тихий). Но ничего. Мама порадуется даже этой ошибке.
Последнее письмо оказалось недописанным. Станда и Енда стояли у ворот и нетерпеливо по очереди звонили в звонок старого дедушкиного велосипеда.
— Дописывай, а то уедем!
Катя выглянула из окна:
— Подождите, допишу строчку.
— Ты твердишь это уже целый час! Станда, поедем! — твердо сказал Енда и сел на раму велосипеда.
Они действительно уехали.
Катя обгладывала деревянную ручку с пером, не зная, что писать дальше:
«Милая Уна! Каникулы начались плохо. Ты была права, мне не следовало сюда ехать. Ребята придумывают какие-то сумасбродные планы, а я…»