И так, сущностью всякого раскола в христианстве, по мнению Чаадаева, является разрыв того таинственного единства, в котором заключается вся божественная мысль христианского вероучения и вся его сила. Следовательно, Католическая Церковь никогда не примирится с отпавшими от неё общинами [302]
. Таким образом, православие Чаадаев ставит в один ряд с протестантизмом. При этом он, несомненно, ратовал за присоединение России к духовной общности западноевропейских народов.Философ считал, что папство «возникло по существу из истинного духа христианства, это – видимый знак единства, и, вместе с тем, в виду происшедшего разделения, и знак воссоединения. Почему бы, – резюмировал Чаадаев, – руководствуясь этим, не признать за ним первенства над всем христианским сообществом» [303]
.Чаадаев видит высшими точками развития культуры в христианскую эпоху 1) католическое средневековье Западной Европы и 2) будущий совершенный социальный строй христианского мира, который мыслитель связывал, в первую очередь, с выступлением на историческую сцену России [304]
.Существует мнение, что католичество в Российской империи воспринималось как антитеза господствующей Православной Церкви [305]
, следовательно, придерживающиеся этой точки зрения учёные считают, что переход православного в Католичество был прямым вызовом не только Православию, но и самодержавию [306].Другие исследователи полагают, что дело тут не в политике, – что люди, перешедшие в католичество в XIX веке, видели в Римской Церкви единственный способ просвещения и нравственного самосовершенствования России [307]
.Исследователь О.А. Лиценбергер считает, что «Россия, принявшая православие, оказалась не причастной к чудотворному источнику настоящего христианства и выпала из человеческого рода ‹…› страны же, в которых исповедуют католичество, благодаря мощи Римско-католической Церкви, позволяющей ей соперничать с государством, гармонично соединяют религию и социальный прогресс, долг и справедливость, право и порядок» [308]
.Автор этой книги вполне разделяет изложенную выше точку зрения г-жи Лиценбергер. Так же я склонен считать, что немаловажным и, возможно, в подавляющем большинстве случаев перехода в католичество, решающим фактором является – вера: вера в Бога, и убеждённость в правоте католичества над прочими христианскими конфессиями, без всяких социальных, политических и иных интеллектуальных «заморочек».
Так же, вслед за другой исследовательницей феномена русского католичества, Е.Н. Цимбаевой, нельзя не отметить, что парадоксальность той ситуации, в которой оказались русские католики в своей родной стране, усилилась наличием у них, принадлежавших к той же социальной группе, православных оппонентов [309]
.В любом случае, очевидно, что главной целью большинства российских католиков было желание увидеть христианский мир объединённым в Единую Католическую (вселенскую) Церковь.
Следующий русский католик, о котором я бы хотел вам рассказать – Михаил Сергеевич Лунин (1787-1845). М.С. Лунин был декабристом, однако в советские годы, когда декабристов было принято восхвалять и всячески превозносить на государственном уровне, о Лунине странным образом как-то «забыли», а когда-то его имя было прекрасно известно не только в Санкт-Петербурге, а так же в Сибири, и даже в Варшаве! Причина забвения этого декабриста в СССР заключалась, прежде всего, в том, что Михаил Лунин был католиком и, более того, «именно в католицизме находил основу для своего свободомыслия» [310]
.Лунин был прекрасно образован. Знал несколько языков: французский, английский, польский, латинский и греческий. В католичество Лунин со своим братом Никитой были обращены ещё в детстве их воспитателем-французом, аббатом Вовилье [311]
. Позже Михаил Сергеевич напишет в своём дневнике: «Мой брат и я были воспитаны в римско-католической вере. У него была мысль уйти в монастырь, и это желание чудесно исполнилось, так как он был унесен с поля битвы, истекающий кровью, прямо в монастырь миноритов, где он умер…» [312] – именно такая судьба постигла Никиту Лунина на полях сражений отечественной войны 1812 года.В молодости Михаил Лунин состоял на военной службе. Участвовал в войнах против Наполеона. Заслужил три ордена и золотую шпагу «За храбрость». В перерывах между сражениями молодой гусар был известен «как бретер, готовый вызвать на дуэль любого по самому мелкому поводу, но, оказавшись у барьера, он всегда стреляет в воздух» [313]
.