Каторжная воля

– Не знаю, – ответил Федор, – они свои секреты мне не раскрывали.

– Ясно, что ничего не ясно, – коротко хохотнул Грехов и добавил: – Получается, что лезем мы в реку, не зная броду. Без всякой рекогносцировки, как говорится, наобум. Куда кривая вывезет?

– Не кудахтай, – оборвал его Родыгин, – будем действовать по обстоятельствам. А теперь спать, подъем ранний, дорога длинная, поэтому без разговоров, глаза закрыли и спим.

Снова наступила тишина. Кони перестали всхрапывать, искры из костра брызгали все реже, а скоро и совсем перестали, пламя скукожилось, упало вниз, и теперь только крупные угли ярко светились в темноте, подступившей совсем близко.

Федор, приспособив седло под голову, смотрел на эти угли и даже не пытался заснуть. Какой уж тут сон, когда заново накатили воспоминания, ухватили, словно клещами, и уже не отпускали, держали цепко…

…Вот так же дошаивал костер, в котором угли, остывая, уже и не мигали, а только сорили серым летучим пеплом, в тот тихий вечер, когда Федор со Степаном, до края умаявшись от дневной работы, лежали на подстилках из сухой травы и молча смотрели в начинающее темнеть небо. Остывал кипяток в закопченном котелке, заваренный пахучей душицей, и запах от нее слышался все сильнее, но подняться, чтобы попить чаю, не спешили – слишком уж уморились. Рядом валялись две кирки, две лопаты и большой серебряный слиток – честная добыча за последние две недели. Не думал и не гадал Федор, что, забравшись в горы, в самую глухомань, придется ему заниматься столь необычным и никогда им не виданным ремеслом – раскапывать с утра до вечера пещеру в изножье горы, забитую плотным песком и камнями. С противоположного склона, неизвестно в какие времена, хлынул, видно, при обильных дождях, камнепад с жидкой грязью, ухнулся вниз и забил, запечатал пещеру, как бутылку тугой пробкой. Мешанина эта с годами затвердела до железного звона – и кирка, когда Федор ударил ею в первый раз, весело и легко отскочила, оставив лишь царапину и едва не вырвавшись из рук.

– Не поддается, окаянная?! – весело спросил Степан, который стоял у него за спиной. – Сразу видно, что в молотобойцах ты не бывал. С оттягом надо, не поспешая. Смотри на меня, наука невеликая – осилишь.

И он принялся за работу, всаживая кирку в застывшую мешанину размашистыми сильными ударами.

Так и началась их длинная, тяжкая работа.

Приноровился Федор долбить киркой неподатливую твердь. Стучали они со Степаном, как два неутомимых дятла, пробиваясь в глубину пещеры, оттаскивали отбитую породу в сторону, и казалось временами, что дело, за которое они взялись, пустяшное и зряшное – все равно что из пустого в порожнее переливать. Но Федор старался помалкивать, вслух своих сомнений не высказывал, а Степан с каждым новым днем становился только веселее и разговорчивей, не теряя доброго настроения. Однажды вечером, когда упали обессиленными у костра, он рассказал: