Каторжник император. Беньовский

   — Поощрить бы его следовало. Ранг полномочного министра присвоить, что ли. Или направить в Париж в звании посла кого-нибудь из титулованных. А Хотинскому в коллегии хорошую должность найдём.

   — Ну уж нет, — категорически возразила императрица, — пусть этот Хотинский в ранге резидента в Париже сидит, как сидел. Тянет свою лямку усердно, и слава Богу. На Людовика хватит и резидента. Ишь ты, беглого каторжника пригрел, к польским смутьянам своего генерала прислал. Не станем расшаркиваться перед ним.

В конце сентября 1773 года Рюмин, Судейкин, Бочаров и другие прибыли в Санкт-Петербургский порт на французском торговом корабле, следовавшем из Руана. Екатерина препроводила генерал-прокурору князю Вяземскому письмо-указ о беглецах. Вот его доподлинный текст:

«Семнадцать человек из тех, кои бездельником Беньовским были обмануты и увезены, по моему соизволению, ныне сюда возвратились и им от меня прощение обещано, которое им и дать надлежит, ибо довольно за свои грехи наказаны были, претерпев долгое время и получив свой живот в море и на сухом пути, но видно, что русак любит свою Русь, а надежда их на меня и милосердие моё не может сердцу моему не быть чувствительно. Итак, чтоб судьбину их решить поскорее и доставить им спокойное житьё, не мешкав извольте их требовать от графа Панина, ибо они теперь в ведомстве иностранной коллегии, которая им нанимает квартиру, приведите их вновь к присяге верности и спросите у каждого из них, куда они желают впредь своё пребывание иметь, окроме двух столиц и, отобрав у них желание, отправьте каждого в то место, куда сам изберёт. Если же все желали ехать паки в Камчатку, тем бы и лучше, ибо их судьба была такова, что прочих удержать от подобных предприятий может, что же им денег и кормовых на дорогу издержите, то сие возьмите из суммы тайной экспедиции».

Из этого интересного исторического документа наглядно видно, что Екатерина обошлась с возвратившимися беглецами достаточно милостиво. Никто из них не подвергался заключению или другим репрессиям. Их содержали за государственный счёт. Всем им разрешили выбрать по собственному желанию дальнейшее место проживания. Обращает на себя внимание, что в письме-указе императрицы названы «семнадцать человек из тех, кои бездельником Беньовским были обмануты и увезены». Почему семнадцать, а не четырнадцать? Мы помним, что у ворот российского дипломатического представительства в Париже появилось четырнадцать русских скитальцев, тринадцать мужчин и одна женщина. Откуда взялись ещё трое? Ответ может быть только один. Уже после встречи Хотинского с основной группой возвращенцев и отправки им донесения в Санкт-Петербург к нему пришли ещё трое ходатаев. Это были работные Береснев и Семичев, самовольно покинувшие до этого Лорьян и скитавшиеся где-то, и, по всей видимости, Облупин, выздоровевший на Маврикии и прибывший с попутным судном во Францию. Рюмин в своём списке не называет его ни в составе команды Беньовского, ни среди тех, кто выразил желание вернуться в Россию. По-видимому, Козьма Облупин занимал тогда выжидательную позицию и после мучительных размышлений всё же примкнул к возвращенцам.

Итак, в Россию возвратились семнадцать человек. Судьба их определилась следующим образом. Судейкин и Рюмин с женой были устроены в Тобольске. Оба канцеляриста получили возможность продолжать службу. Штурманский ученик Бочаров поселился в Иркутске. Ляпин и Береснев опять поступили на службу в Охотском порту. Матрос Софронов получил отставку и остался на жительство в том же Охотске. Там же поселились камчадал Попов и коряк Брехов. Остальные, работные Холодилова, остались в Иркутске на службе у местных купцов.

Дальнейшее следствие по делу большерецкого бунта было прекращено, как и прекратились допросы и преследования всех, кто прямо или косвенно оказался соучастником мятежников или потворствовал им своей беспечностью и нерадением.

Ознакомившись с донесением Хотинского о том, что французское правительство намерено поставить Беньовского во главе военной экспедиции, направляемой на завоевание заморских земель, Екатерина направила новому главному командиру Камчатки генерал-майору Бему секретную инструкцию. В ней предписывалось принять всяческие меры предосторожности на тот случай, если бы сей Беньовский попытался предпринять какие-либо враждебные действия против Камчатки. Таковых, слава Богу, не последовало. Морис Август был занят своими мадагаскарскими делами.

Ещё будучи в Петербурге, Иван Рюмин написал подробные записки о всех приключениях и злоключениях экипажа галиота «Святой Пётр». По каким-то причинам Екатерина не дала согласия на их публикацию. «Записки канцеляриста Рюмина о приключениях его с Беньовским» увидели свет только к концу царствования Александра I, когда Мориса Августа давно уже не было на свете. Отдадим должное канцеляристу. Его сочинение объективно и правдиво рисует весьма неприглядный образ честолюбивого авантюриста Беньовского и описывает страдания и злоключения, которые пришлось пережить его спутникам.

Глава пятнадцатая