Каторжник император. Беньовский

Привёл судно в Макао не Чурин, а штурманский помощник Бочаров. Штурман, как только «Святой Пётр» отчалил от берега Формозы, свалился в жестокой лихорадке. Когда галиот входил в Кантонскую бухту, Чурин метался в беспамятстве и никого не узнавал. Плоха была и штурманская жена Степанида Фёдоровна.

   — Боюсь, наш штурман не жилец, — сообщил Беньовскому лекарь Мейдер. — На грани смерти ещё десятка полтора людей. К лихорадке прибавилась чёрная болезнь.

   — Что ещё за чёрная болезнь?

   — Цинга, иначе говоря. Черной болезнью зовут её камчадалы.

   — С чего бы она?

   — От недостатка свежей пищи. За четыре месяца плавания мы только дважды пополняли запасы провианта. В основном же довольствовались тухлой солониной, — оказал лекарь с нескрываемым упрёком.

— Немедленно распоряжусь, чтобы боцман закупил свежих продуктов, — ответил Беньовский, улавливая упрёк. — Проследите, доктор, чтобы все больные вдоволь получали всё свежее.

Морис Август выдал боцману на закупку продуктов несколько золотых монет. Золото имеет международное хождение, и не важно, чей портрет отчеканен на его поверхности — Марии-Терезии, Екатерины или французского Людовика. Золото охотно возьмут и купцы Макао. Голландский флаг, развевавшийся над галиотом, Беньовский приказал спустить. На здешнем рейде могли оказаться голландские корабли, и тогда обман с флагом легко бы раскрылся. Из сообщения лекаря Мориса Августа больше всего огорчила весть о тяжёлой болезни Чурина. Корабль без опытного штурмана теряет жизнеспособность. Пускаться в дальнейший путь, полагаясь только на штурманских помощников, Беньовский никогда бы не решился. Впереди был Индийский океан, бурный и штормистый. Для плавания по его водам маленький галиот был явно слаб. Остаётся один выход — продать судно вместе со всем снаряжением и вооружением, а заодно и запасами камчатской пушнины здесь, в Макао, а затем договориться с капитаном какого-либо большого, желательно французского, корабля, чтобы тот принял всех беглецов к себе на борт и доставил в один из портов Франции.

Беньовский решил начать с визита вежливости к местному португальскому губернатору. Но увы... не в таком же затрапезном обличье являться перед сановным администратором колонии, вероятно родовитым и титулованным грандом. Морис Август с тоской разглядывал обтрёпанные,-залатанные во многих местах брюки, давно не стиранную рубаху, пока не вспомнил, что прихватил из Большерецка парадную пару убиенного капитана Нилова. Вот и пригодилась. Он извлёк из сундука мундир с рейтузами, примерил. Мундир, пошитый из хорошего тонкого сукна, мало ношенный, только слегка тронутый молью, пришёлся ему почти впору, хотя и сидел несколько мешковато. С Ниловым они были одного роста, но покойный капитан был полнее, дороднее. Мундир украшал орден Святой Анны. «Пригодится и орден», — подумал Беньовский. Он вызвал матроса-вестового, приказал ему тщательно отутюжить парадную пару. Отобрал из запасов пушнины несколько соболиных шкурок в подарок губернатору.

Он вышел на берег в сопровождении вестового, который нёс пакет с подарками. Макао — типичный южнокитайский город с поверхностным налётом португальского влияния. Вдоль улиц тянутся вереницы китайских лавок и харчевен с вывесками-иероглифами. Дома в основном двухэтажные. Над лавками и харчевнями жилища их владельцев. Черепичные крыши изогнуты, как у буддийских пагод. Кажется, весь город пропитан Острыми, пряными запахами. На улицах перед лавками идёт бойкая торговля овощами, фруктами, дарами моря. Дары эти разнообразны — тут и рыба разных размеров, и огромные морские раки, и крабы, ощетинившиеся клешнями, и маленькие креветки, и кальмары. А у торговцев всякими безделушками, изделиями китайских мастеров великое разнообразие диковинных предметов от дешёвых бумажных фонариков до изящных фарфоровых сосудов прошлых царствований. В этот типично китайский город вклиниваются католические храмы вычурного иберийского стиля, тяжеловесные казармы и тюрьмы с зарешеченными окнами, особняки колониальных чиновников и офицеров местного гарнизона. Все европейские сооружения выглядят случайными островками в общей массе китайских построек, мало нарушающими восточный облик города.

Невдалеке от причала Беньовский встретил монаха-доминиканца в длинной сутане и заговорил с ним по-латыни, спросив, как пройти к дому губернатора. Монах обстоятельно и толково объяснил, с любопытством разглядывая его военный мундир. От доминиканца Морис узнал и имя губернатора — дом Сальданьи. Он происходит из весьма родовитой дворянской семьи, известной в Португалии.

Губернаторская резиденция, окружённая оградой и разными службами, напоминала старый португальский усадебный дом. Он был опоясан открытой верандой и имел внутренний дворик с водоёмом. Часовой у ворот беспрепятственно пропустил Мориса Августа и его вестового, никак не среагировав на их появление. В приёмном зале, украшенном большим портретом короля Жозе I[37], Беньовского встретил камердинер-китаец, велевший знаками обождать, пока он доложит господину.