Ждать дома Сальданьи пришлось долго. Узнав от камердинера, что пришёл какой-то важный незнакомый иностранец, должно быть с корабля, губернатор не спеша переоделся в парадный мундир, посмотрел на себя в зеркало, зачесал остатки некогда пышной шевелюры и только тогда вышел к гостю.
Губернатор Сальданьи любил принимать гостей с кораблей и старался блеснуть утончённым гостеприимством. Гости вносили разнообразие в монотонную жизнь далёкой, оторванной от родины колонии. Хозяин свободно владел латынью, с детства освоенной под руководством доминиканских монахов-наставников. Поэтому никаких трудностей в беседе с Морисом не возникло.
Беньовский назвался поляком, бароном и генералом польской королёвской армии. О службе у конфедератов, воевавших против короля Станислава, умолчал, чтобы не усложнять рассказ.
— Военная служба пришлась мне не по вкусу, — рассказывал Морис Август. — Я, знаете ли, человек миролюбивый, книжник, скорее склонный к странствованиям, научным исследованиям. Я перебрался в Россию и предпринял большое путешествие через всю Сибирь, чтобы потом написать книгу.
— Вижу у вас орден. Польский?
— Нет. Я отмечен королём Станиславом несколькими высокими наградами, но оставил их в Польше. А это русский орден Святой Анны, пожалованный мне императрицей Екатериной.
— За что такая награда?
— Оказал Российской академии наук одну небольшую услугу. Так, пустяки. Добрался до Камчатки. Занимался там коммерцией и пушным промыслом. Купил судно у одной купеческой компании и набрал русскую команду. Посетил Японию.
— Вы были, барон, в Японии? Это любопытно.
— Не хочу быть нескромным, дом Сальданьи. Но я оказался одним из первых европейцев, который смог ознакомиться с Японским архипелагом на всём его протяжении от северного острова Мацумай до самого южного, Кюсю.
— Как вам это удалось? Ведь японцы не очень-то гостеприимны. Они закрыли страну для европейцев, делая некоторое исключение только для голландцев. Мы, португальцы, и испанцы, и французы, и англичане не раз пытались в нарушение японских запретов проникнуть в эту загадочную страну. Но тщетно. Иногда такие попытки заканчивались печально для экипажей кораблей.
— Вы спрашиваете, как мне это удалось? На первых порах и мы сталкивались с настороженностью и недружелюбием. Но с помощью ласкового обращения и щедрых подарков удавалось растопить холодный лёд настороженности и предвзятости. Я внушал японцам, что не преследую никаких политических или коммерческих целей, не представляю какую-либо державу, а действую как частное лицо, движимое исключительно научной любознательностью.
— Ваша личность, барон, вызывает незаурядный интерес. Расскажите же подробнее о ваших впечатлениях. Мы так мало знаем о Японии.
Всё знакомство Беньовского с Японским архипелагом ограничилось коротким пребыванием галиота у одного из его южных островков. Сам он так и не получил возможности съехать на берег и наглядно представить себе облик японского поселения, быт японцев. Всё же будучи человеком наблюдательным, он смог почерпнуть некоторые впечатления из личного общения с японскими чиновниками, посещавшими корабль. Кое-что удержалось в его памяти и из рассказа Винблада и Степанова, которым удалось не только побывать на берегу, но даже посетить японский дом. Разбавляя эти скудные впечатления безудержной фантазией, Беньовский увлечённо и азартно рассказывал о стране, которую фактически не видел.
— Я напишу книгу о стране Ниппон, о её людях, — закончил Морис Август свой фантастический рассказ.
— Дай Бог вам удачи. Ваши любопытные открытия привлекут к вам внимание директоров торговых компаний. Я устрою, барон, в вашу честь большой приём. Приглашу директора здешней Британской Ост-Индской компании и директоров всех других национальностей. Приятные люди и мои большие друзья. Уверен, что вы заинтересуете их.
— Не знаю, как и благодарить вас, дом Сальданьи, за вашу любезность.
— Это я должен благодарить вас за столь интересный рассказ о загадочной для нас стране. Теперь позвольте и мне занять ваше внимание.
Губернатор пригласил Беньовского в соседнюю гостиную, где располагалась богатейшая коллекция китайских безделушек и диковинок, выставленных на полках специальных шкафчиков и витрин. Сальданьи был страстным коллекционером, скупавшим у китайских купцов-антикваров великолепные изделия из фарфора, слоновой кости, нефрита, лака, бронзы, полотнища-свитки с живописными произведениями знаменитых мастеров. Среди всего этого разнообразия были и весьма древние предметы эпохи династии Мин и даже более ранних времён.
— Посмотрите, любезный барон, на эту безделушку из слоновой кости, — сказал Сальданьи, протягивая Беньовскому светлый шар, украшенный рельефной резьбой. — Загляните в эти отверстия. И вы увидите внутри шара ещё один шар, а внутри того ещё один... Всего одиннадцать шаров один внутри другого. Шары, заметьте, цельные, не склеенные из кусочков.
— Уму непостижимо! — воскликнул Беньовский. — В чём секрет изготовления?
— Секрет до смешного прост. Он в умелом подборе инструмента и долготерпении мастера.