Для решения столь сложной – и в драматургическом, и в пластическом смысле – задачи режиссеру была необходима именно Катрин Денев, в чьей натуре уже заложен контраст между статичной внешностью холодной леди и динамическим ядром неустойчивого, чреватого взрывом сознания. Это, пользуясь выражением из статьи во «Франкфуртер альгемайне», «соответствует сюрреалистическому юмору Бунюэля, который открывает целый океан, пропасть между видимостью и сущностью, между лощеной оболочкой буржуазии и ее кошмарами и фантазмами».
«Дневная красавица» в момент своего появления не была встречена одними рукоплесканиями. Часть критики отвергла картину, хотя и получившую в Венеции «Золотого льва». Время рассудило по-своему, вписав ее в число наиболее знаменитых, к тому же репертуарных, а не фильмотечных кинолент. Она постоянно фигурирует в ассортименте видеосалонов, до сих пор почитаясь непревзойденной моделью эротического фильма, «сюрреалистически окрашенного».
Сам режиссер решительно отрицает всякого рода спекуляцию на эротике.
«В «Дневной красавице», – говорил он спустя годы, – есть сцены, которые могут показаться смелыми, но это шутки, дерзкие шутки. Ни в коем случае не порнография… Я никогда не делал эротических фильмов. В моих картинах есть очень сильные сцены, но их может смотреть даже восьмилетний ребенок».
Даже если это преувеличение, «Дневной красавице» и впрямь свойственно целомудрие, во многом идущее от Катрин Денев. Вслед за режиссером, она могла бы воскликнуть: «Ненавижу эксгибиционизм!»
В работе с Бунюэлем Денев проявилась как актриса, мало общего имеющая с системой перевоплощения по Станиславскому – системой, которую в американском театре и кино исповедовали Ли Страсберг и его многочисленные ученики на Западе (из нее выросли и Де Ниро, и Аль Пачино). Но Денев не соответствует и типажному принципу экранного использования актера: этот способ, любимый итальянскими неореалистами, Бунюэль решительно отвергал. И то и другое предполагает отождествление, хотя и на разных уровнях, исполнителя с персонажем, когда «кишки наружу». Ни Бунюэлю, ни Денев самообнажение не свойственно: оба по натуре не лирики, оба склонны оставлять свое «я» не до конца раскрытым. Режиссер намеренно сохранял этот зазор, а актриса подчинялась своему наставнику беспрекословно.
«Я давно мечтала работать с Бунюэлем, – признавалась она, хотя «давно» в ту пору для нее значило два-три года, не больше. – Это замечательный, но очень замкнутый человек. Наши контакты начинались и кончались на съемках. От актера он ничего не требовал, кроме абсолютного повиновения. Пластика, движение в кадре его, очевидно, интересовали больше, чем выражение лица или интонация речи».
И все же Денев внесла в рисунок образа некоторые акценты, принадлежащие собственно ей, – особенно в решенной почти пародийно линии романа Северины с Марселем. Здесь слышится не только отголосок идеи «бешеной любви», владевшей молодым Бунюэлем, но и слабый вскрик впервые ощутившей себя души Северины.
Марселя играет Пьер Клементи – артист, связанный с тогдашней молодой итальянской режиссурой, с ее левоанархиствующим крылом. При всей условности фигуры этого вора с большой дороги, в нем угадываются некоторые параллели со стихией молодежного бунта середины 60-х. Образ строится на контрасте подчеркнутой брутальности (диктаторская манера поведения, зловеще поблескивающие железные зубы) и почти женственной инфантильности облика. Не случайно Марсель с Севериной оказываются родственными душами: он в своей уголовной неотразимости, она – в потворствовании демонам порока компенсируют человеческую недостаточность, одиночество и потерянность. Оба они – жертвы обстоятельств и самих себя, но, объединившись, становятся сильнее. Пускай только на миг…
Именно с Марселем связано пробуждение личности Северины. Уходя под его влиянием из «веселого дома», героиня Денев обнаруживает в себе нечто такое, что уже неподвластно мягкому диктату его хозяйки. С изумлением и даже страхом, отводя глаза, смотрит продувная бестия мадам Анаис (Женевьева Паж) на свою подопечную: еще вчера робкая ученица, марионетка в ее опытных руках, сегодня она полна решимости самой строить свою жизнь. Кто знает, куда приведет эта решимость.
Эпизоды Катрин Денев с Пьером Клементи – лучшие в фильме. Бунюэль находит предметные, предельно реалистичные подпорки для актеров. Камера, весьма деликатная в любовной сцене, выделяет лишь рваный носок героя, но как много говорит эта деталь о натуре неудачливого гангстера. В отличие от Марселя героиня Денев остается не до конца «разоблаченной», но в этих эпизодах краешком обнажается ее душа, темная и слепая, инстинктивно жаждущая любви и сострадания. И здесь – несомненная заслуга актрисы: она не хотела остаться чем-то средним между Белоснежкой и сюрреалистической фигурой Кокто.
Легко ли работать с самим великим Бунюэлем, когда тебе всего двадцать три и ты боготворишь мастера?