«Потрясающе, – отвечает Катрин Денев, – он полон юмора, обожает актеров, доверяет им и одновременно проявляет нетерпимость… Он руководит ими, ничего до конца не объяснив, ибо не любит много говорить. С ним приходится быть очень внимательной. Когда все хорошо, он молчит… Создается впечатление, что он дает актерам полную волю, но в рамках классической формы его фильмов все равно нет большой свободы действий».
Но ведь это как раз то, что наиболее приемлемо для Денев как актрисы. Даже гораздо позднее она не отрицала, что все еще застенчива и нуждается в том, чтобы режиссер подталкивал ее в нужном направлении. Но только не давил, не принуждал.
«Иные постановщики меня удивляют, – говорит Денев. – Я не понимаю, как можно стать режиссером, не научившись говорить с актером. Ведь все, что он хочет высказать, так или иначе проходит через нас».
Подчиняясь режиссеру, актер вправе и от него кое-чего ожидать. И когда в качестве контраргумента приводят Брессона или Клузо, которые буквально уничтожали своих исполнителей ради достижения результата, Денев может сказать только одно: она не согласна работать с теми, кто «против актера». Но, разумеется, она не ставит знак равенства между крупными мастерами и теми, кто попросту не способны понять природу творческого контакта: таких она называет «калеками»…
Возможность сыграть у Бунюэля, конечно же, была счастливой метой судьбы, но счастье быстро промелькнуло. Режиссер, известный фантастическими темпами работы, снял фильм в Париже за восемь недель, за двенадцать часов (!) его смонтировал и, вернувшись в Мексику, заявил, что покидает кино и что «Дневная красавица» – его последняя картина. Для молодой актрисы все и впрямь могло показаться сном.
Но прошло три года – и Катрин Денев вновь встретилась с Бунюэлем на съемочной площадке. Уже не во Франции, а в Испании.
Замысел «Тристаны» был выношен режиссером давно. Это второй его фильм (после «Назарина»), созданный по роману Гальдоса и второй (после «Виридианы»), поставленный на родине. Потребовалось немало усилий, чтобы в биографии Бунюэля совпали два этих обстоятельства. Как и многие другие его проекты, «Тристана» существовала в виде сценария и ждала своего воплощения именно на испанской почве, от которой Бунюэль оказался насильственно отторгнут: франкистская цензура не могла простить ему богохульства «Назарина» и «Виридианы».
Бенито Переса Гальдоса одновременно называли испанским Бальзаком и испанским Достоевским. В нем и впрямь по-испански преломилось многое от литературы XIХ века – и ее духовные глубины, и ее морализаторские константы. Бунюэль поставил одно условие – снимать этот фильм в Толедо, сохранившем по сей день средневековый дух. Он не стал переносить действие в современность, но слегка приблизил его, остановившись где-то на исходе 20-х годов ХХ века.
История соблазнения и мщения казалась архаичной и не обещала ничего взрывоопасного. Тем не менее франкистские власти долго противились постановке, и только в 1969 году Бунюэлю удалось въехать в Испанию.
Режиссер и актриса встретились на сей раз в обстоятельствах, новых для каждого и особенно плодотворных для обоих. Бунюэль работал на родной земле над своим излюбленным материалом. Денев вошла в ту стадию творческой зрелости, когда подчинение мастеру – уже не дань ученичеству, а осознанная потребность. Судьба на семь лет отсрочила постановку «Тристаны» и дала возможность Катрин Денев дорасти до этой роли.
Собственно, уже «Виридиана» требовала именно такого типа исполнительницы; Бунюэль нашел ее в лице нетипичной мексиканки Сильвии Пиналь – тоже своего рода «холодной блондинки». Но при всем совершенстве этого фильма следует признать, что образу самой Виридианы недостает экспрессии и артистизма. Если бы Денев была не так молода в 1961 году – кто знает, не сыграла ли бы именно она Виридиану и не стала бы героиней всей бунюэлевской трилогии? Во всяком случае, в «Тристане» она оказывается не только достойной Бунюэля, но и увенчивает его кинематограф самым филигранным по мастерству женским образом.
Сначала, впрочем, Бунюэль вел переговоры с Сильвией Пиналь, а потом чуть не пригласил Стефанию Сандрелли.
В роли Тристаны он, не зная достойных испанских актрис, видел мексиканку или, в крайнем случае, итальянку, но никак не француженку. Однако в этот период между режиссером и Денев возникла переписка: Бунюэль получал от актрисы длинные письма с подробной разработкой роли. «Хотя Катрин Денев по своему типу не подходила, как мне казалось, к образному миру Гальдоса, я с удовольствием встретился с ней», – вспоминал позднее Бунюэль.