Катриона

Next it came upon me I was acting for the sake of justice: and I thought that a fine word, and reasoned it out that (since we dwelt in polities, at some discomfort to each one of us) the main thing of all must still be justice, and the death of any innocent man a wound upon the whole community.	Затем мне пришло в голову, что я действую во имя справедливости: какое прекрасное слово, подумал я, и в конце концов пришел к заключению, что (поскольку мы на свое несчастье живем среди дел политических) самое главное для нас -- соблюдать справедливость; а казнь невинного человека -- это рана, нанесенная всему обществу.
Next, again, it was the Accuser of the Brethren that gave me a turn of his argument; bade me think shame for pretending myself concerned in these high matters, and told me I was but a prating vain child, who had spoken big words to Rankeillor and to Stewart, and held myself bound upon my vanity to make good that boastfulness.	Потом во мне заговорил другой голос, пристыдивший меня за то, что я вообразил себя участником этих важных событий, обозвавший меня тщеславным мальчишкой-пустозвоном, который наговорил Ранкилеру и Стюарту громких слов и теперь единственно из самолюбия старается выполнить свои хвастливые обещания.
Nay, and he hit me with the other end of the stick; for he accused me of a kind of artful cowardice, going about at the expense of a little risk to purchase greater safety.	Но мало этого, тот же голос нанес мне удар побольнее, обвинив меня в своего рода трусливой хитрости, в том, что я хочу ценою небольшого риска купить себе полную безопасность.
No doubt, until I had declared and cleared myself, I might any day encounter Mungo Campbell or the sheriff's officer, and be recognised, and dragged into the Appin murder by the heels; and, no doubt, in case I could manage my declaration with success, I should breathe more free for ever after.	Да, конечно, пока я не явлюсь к Генеральному прокурору и не докажу свою непричастность к преступлению, я в любой день могу попасться на глаза Манго Кемпбеллу или помощнику шерифа, меня опознают и за шиворот втянут в эпинское убийство. И, конечно, если я дам свои показания и это кончится для меня благополучно, мне будет потом дышаться гораздо легче.
But when I looked this argument full in the face I could see nothing to be ashamed of.	Но, обдумав этот довод, я не нашел в нем ничего постыдного.
As for the rest, "Here are the two roads," I thought, "and both go to the same place.	Что касается остального, то есть два пути, думал я, и оба ведут к одному и тому же.
It's unjust that James should hang if I can save him; and it would be ridiculous in me to have talked so much and then do nothing.	Если Джемса повесят, в то время, как я мог бы его спасти, это будет несправедливо; если я, наобещав так много, не сделаю ничего, я буду смешон в своих собственных глазах.
It's lucky for James of the Glens that I have boasted beforehand; and none so unlucky for myself, because now I'm committed to do right.	Мое бахвальство оказалось счастьем для Джемса из Глена и не таким уж несчастьем для меня, ибо теперь я обязан поступить по долгу совести.
I have the name of a gentleman and the means of one; it would be a poor duty that I was wanting in the essence."	Я ношу имя благородного джентльмена и располагаю состоянием джентльмена; худо, если окажется, что в душе я не джентльмен.
And then I thought this was a Pagan spirit, and said a prayer in to myself, asking for what courage I might lack, and that I might go straight to my duty like a soldier to battle, and come off again scatheless, as so many do.	Но тут же я упрекнул себя, что так рассуждать может только язычник, и прошептал молитву, прося ниспослать мне мужества, чтобы я мог, не колеблясь, исполнить свой долг, как солдат в сражении, и остаться невредимым.