“Катти Сарк”, несущая ветер

Видимо, эта отсутствующая сейчас коллега и сокрушила его перед праздника­ми. Сергей слегка неприязненно посмотрел на её место, но, заметив между сто­лами стул, живо устремился туда. Он казался себе неуклюжим, неловким, и ему сейчас нестерпимо хотелось как-то спрятаться и даже уменьшиться в размерах, до того не удавалось никак прийти в себя. Ламка, видимо, догадалась о его со­стоянии. Она подошла к тумбочке, на которой сверкал графин с водой, и при­нялась, как ему показалось, нарочито громко звякать посудой. Она стояла к нему в профиль. Чёрные сапожки на высоком каблуке, серая ниже колен юбка, серый толстой вязки длинный жилет и чёрная водолазка - всё на ней сидело ладно, делая её фигурку стройной и изящной. Как было не залюбоваться, не скользнуть глазом по всем скрытым или подчеркнутым линиям! Тут она покосилась, перехватила его взгляд и ободряюще улыбнулась. Он, застигнутый врасплох, смутился, по­спешно отвел глаза, стал с деланным интересом осматривать кабинетик. Стены были пустые и голые. Наконец его осенило перевести глаза на её стол. Под куском плексигласа угадывался портрет дочки - он догадался об этом, потому что раз­глядел пианино.

- Как её зовут? - спросил Сергей.

Ламка перехватила его взгляд.

- Ксюша.

- А мой малый ничем пока...

Она поняла.

- Ничего. Наверстает. Какие его годы! И потом - замечено ведь - мальчишки медленнее развиваются.

Одна из фраз ошеломила его: «Какие его годы!» Выходит, там, во Дворце, она видела Алёшку. «Значит, после того как наши с нею взгляды на мгновение встре­тились - а это было без Алёшки, он где-то носился, - она утайкой, мимоходно продолжала наблюдать за мной. Значит, искала, находила, снова теряла и опять отыскивала меня».

Представив вновь - уже со стороны - ту их мимолётную встречу, Сергей обод­рился. Скованность и неловкость стали потихоньку проходить. Он даже не по­терял нить разговора.

- Может быть, - согласился он с её суждением об Алёшке. - Хотя я в его годы уже по компасу умел ориентироваться.

Ламка на эту реплику слегка улыбнулась. Сергей понял, почему она улыбну­лась, а поняв, опять стушевался. Однако она не позволила распалиться его раз­рушительному воображению.

- Все индивидуально, - отозвалась она. - Я в детстве мечтала стать врачом, а теперь вот... - и показала на пишущую машинку.

- И давно? - уточнил Сергей.

- Уже восемь лет, - она поставила на стол две дымящиеся чашки. - С пере­рывом, правда...

- И?

- Думаю, моё... Новые места, новые люди. - Она села за стол, включила боль­шую настольную лампу. - Это, наверно, от мамы. В юности она геологом была... А дед мой был моряком. Он из греков... Вот и я люблю странствовать... Отпишусь за командировку и снова в дорогу...

- О «Буране» похлопотать? - отхлёбывая чай, осведомился Сергей.

- Только в кавычках...

Он кивнул:

- Конечно, в кавычках. Над тем, что без кавычек, я не властен.

От него не ускользнул её взгляд: дескать, как знать?! Свет большой зелёной лампы - изделия пятидесятых годов - придавал взгляду магическую силу. На Сер­гея ещё никто так не смотрел. Он терялся и одновременно - надо же! - разбухал в собственных глазах. Вспомнил концертный зал, свои настойчиво посылаемые в эпицентр Ламкиного тайфунца флюиды. А что? Может, и впрямь она не случай­но касалась тогда завитка?

Прихлёбывая чай, Сергей украдкой любовался мочками Ламкиных ушей, при­метил родинку на шее, укрывшуюся в тенёчке. Почему-то казалось, что это только верхняя часть созвездия, что там, в потае, за воротом свитерка, есть и другие. А ещё его глаза беспрестанно отыскивали Ламкины губы. Эти губы, казалось, жили сами по себе и порхали в воздухе, то удаляясь, то приближаясь, как дивные бабочки. Но всего загадочнее выглядели Ламкины глаза. Карие, большие, под­свеченные изумрудом лампы, они были одновременно беззащитны и безоглядны. Как это могло существовать одновременно - он не знал, но именно так оно и было.

К концу чаепития Сергей отметил, что на щеках Ламки замглился румянец. Сергею нестерпимо захотелось коснуться его. Он с трудом сдерживался, чтобы не протянуть руку. Ламка, видимо, почувствовала это и попыталась увести его внимание в сторону - она заговорила о виде из окна, о предстоящей командиров­ке, ещё о чём-то...

И тут произошло нечто странное. Ни с того ни с сего стала мигать настольная лампа - это основательное изделие середины века. Касаться лампы они не пыта­лись. Кипятильник из розетки был выдернут. То есть видимых помех как будто не существовало. К тому же верхний свет горел ровно, без сбоев, а значит, напряже­ние в электрической сети было стабильным. Однако лампа не успокаивалась. Она мигала, пульсировала, потрескивала. Поначалу они не обращали на неё внимания, ведя неспешную беседу. Но лампа вела себя всё неспокойнее. Особенно явственно проявлялось её беспокойство, когда они умолкали. А когда возникла особенно яркая вспышка, они одновременно посмотрели на лампу, потом перевели глаза друг на друга, и Сергей - от греха подальше - её выключил.

***