Это — самое внятное из найденных поляками свидетельств. В отличие от тех же Куропат, где примерно в то же время наши киношники нашли множество местных жителей, которые детьми лазали за забор, окружавший место расстрела, — посмотреть, что там происходит. Они могли себе это позволить — чекисты в местных, тем более в детей, не стреляли. Почему же таких очевидцев не было вокруг Козьих Гор?
Интересная история произошла с оставшимися в живых свидетелями «комиссии Бурденко». Когда в 1991 году их начали опрашивать следователи Главной военной прокуратуры, эти люди вдруг почему-то стали отказываться от своих показаний 1943 года.
Так, свидетель К. П. Егупова в 1943 году показала, что ездила на эксгумацию катынских могил и, будучи врачом, пришла к выводу, что трупы пролежали в земле не более двух лет. Теперь она заявила, что ее вообще никто не допрашивал, и откуда появился протокол 1943 года, она не знает. Свидетели С. А. Семенова и М. А. Киселева также говорили, что не давали никаких показаний. То же и М. Г. Кривозерцев — после освобождения Смоленска его-де вызвали и предложили подписать протокол, и он подписал, так как боялся за жизнь себя и своей семьи. Некоторые свидетели утверждали, что поляков расстреляли сотрудники НКВД.
Но самый интересный финт проделала Алексеева, одна из трех женщин, работавших на даче НКВД.
«В ходе прокурорского расследования, будучи допрошенной 31 января 1991 г., Алексеева кардинальным образом изменила свои показания. Теперь она говорила следующее… не видела никаких польских военнопленных и ничего не знает об их расстрелах. Никаких выстрелов не слышала. Когда Алексееву 12 марта 1991 г. прокуроры допрашивали еще раз и ей были предъявлены показания, которые она давала в 1943–1946 гг., она испугалась и снова изменила показания, подтвердив то, что говорила в 1940-е годы»[158]
.Судя по следующему абзацу, она была не одна такая.
«Попытки многих подтверждавших дату расстрела — 1941 г. — свидетелей «забыть " прежние показания и как бы вынужденное их воспроизведение в прежнем виде при предъявлении подлинных документов того времени лишний раз подтверждают, что они давали ложные показания и подписку о сотрудничестве, о неразглашении истинных обстоятельств преступления из страха расправы за сотрудничество с немцами. В настоящее время они изменили свои показания в связи с новым подходом органов безопасности России к этой проблеме. Однако все свидетели боятся репрессий этих органов и в настоящее время»[159]
.Кажется, до изменения подхода в отношении сотрудничества с немцами наши органы безопасности все же не дошли. Впрочем, расследование Главной военной прокуратуры настолько специфично само по себе (о нем речь впереди), что трудно сказать, кого больше боялись допрашиваемые: КГБ или прокуроров? Хватка-то у них железная. А может статься, все было еще проще — зачем пугать, когда нужные показания можно легко добыть с помощью сотни долларов. Но вот когда допрашиваемых начинают уличать и впереди маячит ответственность за лжесвидетельство — тут уже, что называется, своя рубашка дороже баксов…
Еще один, совершенно изумительный, рассказ опубликовала «Комсомольская правда». Житель Калуги И. Е. Харченко написал в редакцию следующее: