Катынь. Современная история вопроса

Сложно также поверить в то, что за темное время суток в единственной камере за ночь расстреливали по 250– 300 чел. Утром огромное 4-этажное здание УНКВД (90 м. по фронту и две боковых крыла по 40 м.) заполняли несколько сотен сотрудников. Известно, что в светлое время суток инструкция НКВД категорически запрещала производить расстрелы, а, тем более загружать трупы в машину в открытом для постороннего обозрения дворе.

Процедура расстрела по Токареву выглядела следующим образом : «Из камер поляков поодиночке доставляли в «красный уголок», то есть в ленинскую комнату, там сверяли данные – фамилию, имя, отчество, год рождения. Затем надевали наручники, вели в приготовленную камеру и стреляли из пистолета в затылок. (В.Ш. В некоторых публикациях эта фраза завершается словами «били в затылок») Потом через другую дверь тело выносили во двор, где грузили в крытый грузовик» (Катынь. Расстрел… С. 35

Однако, учитывая наличие показаний Токарева на русском языке, переведенных с текста допроса, опубликованного в вышеупомянутом польском сборнике, приведем эти показания непосредственно в прямой речи (См. http://reibert.info/ forum/showthread.php?t=475&page=106).

Поскольку Яблоков во время допроса к теме расстрела возвращался несколько раз и ответы Токарева разбросаны по тексту, то позволим эти вопросы и ответы несколько систематизировать. По словам генерала, расстрел происходил следующим образом. «Выводили приговоренных – так мы будем (о них) говорить – по коридору, сворачивали налево, где был красный уголок. В красном уголке проверяли по списку: сходятся ли данные, данные личные, не имеется ли какой-нибудь ошибки, да…, а затем, когда удостоверялись, что это тот человек, который должен быть расстрелян, немедленно надевали ему наручники и вели в камеру, где совершались расстрелы. Стены камеры также были обиты звукопоглощающей материей. Вот и все»

В середине допроса Яблоков вновь вернулся к теме расстрела и предложил Токареву начертить схему движения жертвы. «Токарев: … дайте мне карандаш и что-нибудь на чем можно рисовать – я попробую. Здесь проходит улица Советская. Эта дорожка узкая. А тут, в каком-то углублении, здание, о котором мы сейчас говорим. В здании этом, а было оно четырехэтажное – да, четырехэтажное, на самом низе, в полуподвальном помещении – располагалась внутренняя тюрьма. Его окошки выходили на улицу Советскую, были зарешечены, а потом, как говорится, зашторены, чтобы ни арестованный, ни арестованного никто не смог увидеть. Ну что ж, согласно всем законам. Теперь возьмем этот низ, эту внутреннюю тюрьму.

Яблоков : Подвал, так?

Токарев: Подвал. А тут камеры.

Яблоков: Это улица Советская?

Токарев : Советская, за линией. Это коридор. Были ли камеры на той стороне, сейчас я не могу припомнить. Хотя, когда я приехал, осмотрел тщательно также и этот участок. Да, а тут в конце коридор сворачивал налево, резко, под прямым углом. А тут красный уголок, затем вел к другому коридору и далее уже была как раз та камера, где совершались расстрелы».

Токарев особо акцентировал во время допроса тот факт, что сверка анкетных данных жертв якобы проводилась в «красном уголке» или «ленинской комнате». Однако удалось установить, что «святая святых» каждого советского учреждения «красный уголок/ленинская комната» в Калининском УНКВД, как и полагалось , находилась на втором этаже, недалеко от кабинета начальника.

Однако Токарев постоянно подчеркивал, что «красный уголок» находился в помещении внутренней тюрьмы в левом крыле полуподвала здания. Это более чем абсурдное заявление. Не говоря уже о том, что по политическим соображениям этого категорически нельзя было делать, устраивать «красный уголок» непосредственно в тюрьме НКВД было лишено всякого смысла. Заключенные постоянно находились в камерах и выводились только на допросы. Контролеры, так в НКВД и КГБ назывались надзиратели, должны были не читать газеты и труды классиков в «красном уголке», а постоянно ходить по коридору и регулярно осматривать камеры через смотровые глазки. Сотрудники аппарата УНКВД могли бывать в помещении внутренней тюрьмы только по делам и только с разрешения начальства. Кому нужен «красный уголок» в таких условиях? абсолютно ясно, что Токарев лжет.

Однако информацию Токарева о «красном уголке» во внутренней тюрьме военный юрист Яблоков воспринял на полном серьезе. Более того, основываясь на статье некого И.В.Соболева, опубликованной в первом номере газеты «Тверской Мемориал » (май 1990 г.), Яблоков без тени смущения спросил Токарева, а не было ли в «красном уголке» приспособлений для пыток заключенных: колец на потолке и стенах, специальных станков и приспособлений. Большей «наивности», нежели проявил Яблоков в этой ситуации, придумать сложно. В 1940 г. совмещение пыточной и «красного уголка» было бы расценено, как дискредитация советской власти.

К сожалению, путаные показания Токарева не позволяют точно воспроизвести реальный маршрут передвижения польских полицейских в помещении внутренней тюрьмы УНКВД до момента расстрела. Это позволило «катыноведам» излагать невероятные процедуры расстрела поляков. Так, 9 августа 2009 года одна из авторов исследования «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях » доктор исторических наук Инесса Сергеевна Яжборовская в интервью радиостанции «Эхо Москвы» поведала, как в Твери (Калинине) весной 1940 года расстреливали польских полицейских. По ее словам, после опроса жертвы в «ленинской комнате», ей предлагали выйти в другую дверь, за которой сразу же начинался подвал, где жертве стреляли в голову.

Однако, как говорилось, «ленинская комната/красный уголок» в Калининском УНКВД была расположена на втором этаже и не могла иметь дверь, ведущую в подвал (на самом деле не подвал, а цокольный полуподвал, в котором находилась внутренняя тюрьма НКВД и расстрельное помещение). От «красного уголка» расстрельное помещение, находящееся в полуподвале, отделяли, как минимум, три лестничных марша и коридор.

Если же согласиться с утверждениями Токарева, то из «красного уголка», находящегося в левом крыле полуподвала, не могло быть двери в камеру смерти, так как она находилась от «красного уголка» в 50 метрах в центральной части полуподвала. Да и Токарев утверждал, что от «красного уголка» к камере смерти вел коридор. Как уже говорилось « Он был страшно загроможден разными лишними вещами, а пол, по-моему, был там даже земляной». Ясно, что рассказ Токарева просто бред.

Искажение ситуации с процедурой расстрела в Калинине свидетельствует о том, что даже ведущие катыноведы крайне поверхностно отнеслись к изучению материалов допросов важнейших свидетелей по Катынскому делу. В итоге они произвольно интерпретировали процедуру расстрела в Калининской тюрьме УНКВД, представляя его таким образом, чтобы расстрел 250 и более человек за ночь выглядел вполне реальным. Для большей убедительности катыноведы ссылаются на заявление Токарева о том, что комендантская расстрельная группа, сформированная майором Блохиным в Калинине, насчитывала 30 человек. Этот момент особо акцентирует в своих статьях и интервью главный российский катыновед Н.Лебедева.