Катынь. Современная история вопроса

Следует отметить, что в 1991 г. во время эксгумационных раскопок захоронений на спецкладбище в Медном, было: « найдено 15 пистолетных гильз и 20 пуль Браунинг 7.65 (такие патроны подходят и для «вальтеров»), а также 2 пули от нагана 7.62. На 14 гильзах идентифицирован производитель – Deutsche Waffen– und Munitionsfabriken»»

(См. статью Я.Росяка «Исследования элементов боеприпасов и огнестрельного оружия, найденных во время эксгумации в Харькове и Медном» в сборнике «Катынское преступление. Дорога до правды». С. 351—362).

Причем большинство немецких пуль были обнаружены не в черепах казненных, а в верхних слоях могил, вне трупов. Стреляные же гильзы вообще не должны были попасть на спецкладбище, так как, по утверждению Д.С.Токарева, поляков расстреливали не у могилы, а в подвале тюрьмы . Российское следствие указанный факт не заинтересовал.

Насколько после вышеизложенного, можно доверять показаниям Токареву? Возможно, старый генерал КГБ решил в «смутное» время согласиться с «желаемой» наверху версией, но специально допустил столь явные неточности в своих показаниях, чтобы их фальшивость была очевидна!? О том, что Токарев старался следовать инструкциям, данным ему во время первого допроса , свидетельствует одна фраза. Несмотря на то, что она подверглась двойному переводу, смысл ее предельно ясен.

В ответ на предъявление Яблоковым письмо Сопруненко от 19 мая 1940 г. Токарев заявил: « Не помню » и добавил « Теперь повторяем мое задание… » (в польском тексте «Nie pamiętam. Teraz powtarzamy moje zadanie....). Однако Яблоков не дал договорить Токареву и задал новый вопрос. По всей вероятности, генералу показалось, что допрос пошел не по оговоренному ранее плану, и он решил уточнить, что следует говорить. Но забыл, что идет видеосъемка. Поэтому Яблоков был вынужден прервать его новым вопросом.

Но небольшая оговорка Токарева позволяет понять причину путаности и противоречивости его показаний. Он все время боялся сказать не то, что надо. В то же время старый опытный чекист решил подстраховаться. В 1991 г. все было весьма неопределенно, политическая ситуация в стране могла перемениться и Токареву пришлось бы отвечать за свои показания. На всякий случай Токарев приправил свои показания солидной дозой абсурда, который при тщательной проверке мог быть выявлен. Это страховало его от обвинений в сознательном лжесвидетельстве. Для этого случая у него был готов ответ. Да, говорил, но если бы внимательно проверили, то выяснили бы, что это абсурд. Нечто подобное через полтора года проделал на допросе и бывший глава КГБ СССР Александр Шелепин.

В реальности, так называемая «массовая расстрельная акция» в Калинине в 1940 г., видимо, происходила следующим образом. весной через внутреннюю тюрьму Калининского УНКВД прошли по этапу 6 тысяч поляков из Осташковского лагеря НКВД. Эта тюрьма для абсолютного большинства поляков использовалась, как перевалочный пункт.

В то же время часть поляков , служивших в карательных органах и виновных в уголовных преступлениях, примерно 300 человек, как отмечалось в главе «Эксгумация попольски», была расстреляна по приговорам и захоронена на спецкладбище НКВД в Медном. Элементы польской амуниции от 300 польских полицейских создали тот «достоверный» фон, который позволил выдать останки 5 тысяч советских «врагов народа» за останки польских полицейских. Подобную операцию польские археологи проделали в киевской Быковне, о чем уже говорилось.

В результате на допросе 20 марта 1991 г. Токарев озвучил своеобразный коктейль, частично состоящий из правды о расстреле 300 полицейских и надуманных «подробностей» о массовом шеститысячном расстреле поляков . Это предположение позволяет понять, почему Яблоков и катыноведы путаные и противоречивые показания Токарева представили, как исключительно логичные и достоверные. Нужен был авторитетный свидетель, подтвердивший массовый расстрел польских военнопленных весной 1940 г.