Катынь: спекуляции на трагедии

Кстати, напали на нас поляки без объявления войны. (Не позаимствовал ли Гитлер в 1941 году их опыт?) Можно не сомневаться, что большинство читателей «Совершенно секретно» и не подозревает о многочисленных попытках Советского правительства (оно соглашалось даже на территориальные уступки соседке) предотвратить войну. Однако у них еще со школьной скамьи, когда им рассказывали о походах князей Олега и Игоря на Византию, о походах князя Святослава на хазар, в Дунайскую Болгарию, слово «поход» (в военном значение) ассоциируется только с какими-то наступательными действиями. А уж слово «блицкриг» после завоевания гитлеровской Германией той же Польши и нескольких других стран Западной Европы просто неотделимо от понятия «агрессия». Поэтому из писанины г-на Абаринова, все, кому неизвестно, что «поход на Варшаву» был всего лишь вынужденной контрнаступательной операцией Красной Армии, сделают только один вывод: Советская Россия в 1920 году напала на Польшу, продолжив, таким образом, антипольскую политику царской России. До такой фальсификации истории не мог додуматься даже неистощимый на антисоветские инсинуации бывший драматург и любимый историк американского президента Буша Э. Радзинский. Он хоть написал: Польша напала…

Затем Абаринов пытается внедрить в сознание своих читателей мыслишку о том, что Польша по-существу никогда и не была врагом России. Ну, если только совсем немножко. И даже не Польша, а отдельные ее граждане. Для этого В. Абаринов возвращает читателей во времена Смуты. Напоминает, что царь Дмитрий (он не называет его самозванцем) был русским, что преимущественно из русских состояло его войско, что Москва с ликованием встретила царя. Потом его подло убила клика Шуйского, но Смута от этого не прекратилась. Потом бояре изгнали и Василия Шуйского, пригласив на русский престол Владислава, сына польского короля Сигизмунда. «Пока московские бояре, пишет В. Абаринов, делили власть, оставшийся в Кремле вконец оголодавший отряд сдался на милость горожан. Состоял он преимущественно из датских и шведских ландскнехтов».

О национальном составе интервентов, засевших в Кремле, мне известно немного. То, что среди поляков были и иностранные наемники, это ясно хотя бы из грамоты князя Пожарского, посланной им осажденным с предложением сдаться. Но «преимущество» «датчан и разных прочих шведов», похоже, – плод буйной русофобии г-на Абаринова. Во всяком случае такой кропотливый исследователь архивов, как историк С. Соловьев, следов преобладающего присутствия в Кремле наемников из Дании и Швеции не обнаружил. Он писал исключительно о поляках. Не заметил в Кремле иностранных наемников и Н. Костомаров, автор монографии «Смутное время Московского государства» – фундаментального труда, написанного на редкость с тщательной прорисовкой деталей. Поляков, как и С. Соловьев, он в Кремле обнаружил, а других иностранцев нет, хотя за десять дней до сдачи они среди осажденных находились. Может быть, наши братья их съели? Или не успели, а лишь приготовили к трапезе? Российские и советские историки не стали устанавливать, чьи тела находились в обнаруженных русскими, к их ужасу, в чанах, в которых поляки варили себе еду. И обратите внимание, как простенько г-н Абаринов внушает своим читателям мысль о том, что ополчение Пожарского и Минина никакой роли в освобождении Москвы от интервентов не играло. Какой князь Пожарский? Какой гражданин Минин? Какое народное ополчение? Замшелый антисоветчик и русофоб Абаринов о нем просто не упоминает. Было ли оно вообще? Был ли у русских подъем национального самосознания, который и привел к созданию народного ополчения? Несчастные, измученные поляки сдались горожанам…

Вот так в изложении г-на Абаринова выглядят самые трагические до нападения на нас гитлеровской Германии страницы отечественной истории. Хотя бы для приличия сказал, что самозванец пришел из Польши!