Катынь

Польским послом в Москве был тогда назначен Станислав Кот — кстати, явный сторонник союза с СССР. По странному стечению обстоятельств, именно ему выпали на долю главные хлопоты, которые впоследствии недвусмысленно осветили катынскую загадку. Потом этот человек перешел на сторону квислинговского «варшавского правительства», подчиненного Москве и в 1945 году был назначен его послом в Риме… Но тогда он действовал, как и другие, добросовестно, и его переговоры и ходатайства, записанные и точно запротоколированные, сегодня представляют. собой архив, органически связанный с катынским делом и делами о других преступлениях.

Первый разговор на тему о пропавших без вести пленных состоялся между ним и заместителем наркома иностранных дел СССР Вышинским 20 сентября 1941 года.

Через семь дней, 27 сентября, посол Кот вручает советскому правительству ноту, в которой перечисляет ряд случаев, в которых советские власти:

(1) задерживают польских граждан в индивидуальном или групповом порядке в исправительно-трудовых лагерях и тюрьмах;

(2) препятствуют связи с польским посольством;

(3) препятствуют польским гражданам свободно выбирать или менять местожительсто;

(4) заставляют их по-прежнему работать в качестве заключенных;

(5) отказываются выдавать свидетельства об амнистии.

6 октября Кот и Вышинский встречаются снова, а 13 октября польское посольство вручает новую ноту по поводу невыполнения советских обязательств, касающихся освобождения польских граждан из лагерей.

С 30 июля, дня подписания договора, прошло уже два с половиной месяца. Где находится больше 8 тысяч польских офицеров? Где остальные 7 тысяч военнопленных? Господин посол не хочет раздражать советское правительство и готов проявить терпение. Кроме того, ожидают приезда в СССР самого генерала Сикорского. 14 октября, на следующий день после вручения ноты, Станислав Кот говорит Вышинскому:

— Я надеюсь, что, когда генерал Сикорский приедет, он уже найдет всех своих офицеров.

— Мы отдадим вам всех людей, которые у нас есть, — отвечает Вышинский, — но мы не может отдать вам тех, которых у нас нет. Например, англичане дают нам фамилии своих людей, которые якобы находятся в СССР, но которых в действительности здесь никогда не было.

И замнаркома пожимает плечами, словно он впервые слышит о том, что в Советском Союзе, где на учете не только люди, но и их поступки и слова, еще в 1940 году должно было находиться 15 тысяч заключенных в лагеря офицеров и рядовых польской армии. И это он, бывший генеральный прокурор самого полицейского государства в мире!

Генерал Сикорский желает поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом. По этому поводу у него возникают трения с собственным правительством и польской общественностью, которые не могут простить причиненных несправедливостей. Они не могут переварить этот союз с врагом. Сикорский ставит текущие политические соображения на первое место, а жалобы, протесты и слухи о пропавших военнопленных считает злобными сплетнями и пораженчеством. Он не верит, что люди могли пропасть бесследно.

— Найдутся! — говорит он. — Вы же не станете утверждать, что советское правительство приказало их просто убить. Нелепость! Это невозможно.

Полон надежд, он ждет результатов проверки на родине, оккупированной немцами. И вот наконец приходит оттуда весть, страшная весть: «Никто в Польше не видел на свободе разыскиваемых офицеров. Их нет и в немецких лагерях для военнопленных. Никто не слышал о какой бы то ни было передаче их на границе. Все семьи в один голос утверждают, что переписка с ними прекратилась в апреле-мае 1940 года, когда они еще несомненно были в советских руках».

Сикорский связывается с польским посольством в Москве. Посол отвечает, что по-прежнему не удалось напасть на след этих людей. Тогда 15 октября 1941 г. польский премьер-министр, по-прежнему придерживаясь принципа дружественных переговоров, обращается к советскому послу в Лондоне с личным письмом. На свое письмо он не получает ответа… После этого он распоряжается предпринять более энергичные шаги в Москве.

22 октября посол Кот идет непосредственно к Молотову. Ссылаясь на предыдущие разговоры с Вышинским, он говорит:

— Я дал господину Вышинскому ряд примеров, в какие места не дошло распоряжение об амнистии и какие категории наших граждан, как, например, офицеры, судьи, прокуроры, полицейские, не были освобождены.

Отвечая, Молотов больше откашливался, чем говорил. Ничего удивительного: поздняя осень, в центральной России холода. Все простужены. Нет топлива. Война. Из того, что он промямлил, можно было разобрать:

— В связи с большими транспортными и административными трудностями… кое-где они несомненно остались на прежних местах жительства.