Катынский лабиринт

Кстати, вскоре после того как Наталья Сергеевна получила ксерокопию, мне позвонил ее непосредственный начальник — член двусторонней комиссии О. А. Ржешевский. Был он весьма любезен, спрашивал, что у меня нового по Катыни. предложил сотрудничество. Позиция Ржешевского в «катынском деле» была мне хорошо известна,[2] поэтому от прямого ответа я уклонился, взяв неделю на размышление. Было совершенно очевидно, что Олег Александрович попытается использовать письмо в качестве аргумента в пользу советской версии. Условленную неделю он ждать не стал, а обратился к руководству газеты. До сих пор не понимаю, с какой целью: неужели он хотел блокировать таким образом мою работу? Как бы то ни было, он получил отказ, и я продолжал беспрепятственно заниматься катынской проблемой, правда, в свободное от основных служебных обязанностей время.

Между тем Олег Александрович все-таки ввел в оборот текст Лукина. В апреле 1989 года член советско-польской комиссии профессор Мариан Войцеховский дал интервью газете «Штандар млодых», в котором, в частности, заявил: «Один советский историк сказал, что генерал Серов в начале 1941 года находился в Козельске для подготовки эвакуации польских офицеров. С этим можно согласиться. Однако это не были польские офицеры, взятые в плен в июле 1940-го в Литве. Их было всего около 1000».[3][4]

Несостоятельность попыток тенденциозного использования информации Лукина видна невооруженным глазом. Тем не менее я понял, что в дальнейшем я должен с чрезвычайной осторожностью относиться к контактам с представителями официальной советской исторической науки.

Завершился этот сюжет в марте 1990 года, когда Н. С. Лебедева опубликовала в «Московских новостях» свой сенсационный материал, а в номере «МН» от 6 мая исправила некоторые из ошибок первой публикации. Странно, конечно, что Наталья Сергеевна не только не предложила статью «Литгазете», но и не сочла нужным сослаться на редакцию, оказавшую ей столь важную услугу, но не это главное. (В заметке от 6.5.1990, впрочем, имеется ссылка на меня, однако по-прежнему никаких извинений.) Разумеется, борьба за приоритет в такой теме, как Катынь, по меньшей мере неуместна, и я бы, пожалуй, промолчал, если бы конъюнктурные соображения не помешали Лебедевой проявить должную беспристрастность.

Однако займемся документами.

КОНВОЙНЫЕ ВОЙСКА НКВД СССР

Историческая справка

История конвойных войск началась 20 апреля 1918 года. В этот день приказом Наркомвоендела № 284 на основе добровольного найма была образована конвойная стража республики, состоящая из губернских и уездных конвойных команд. Одновременно при Главном управлении мест заключения Народного Комиссариата юстиции (ГУМЗ НКЮ) была учреждена Главная инспекция конвойной стражи.[5] Структура эта просуществовала недолго: уже 23 июля того же года ГУМЗ было преобразовано в Карательный отдел НКЮ. а Главная инспекция — в VIII отделение Карательного отдела (циркуляр НКЮ от 24.5.1918[6] и приказ Наркомвоендела № 466 от 18.6.1918[7]). 9 сентября 1919 года постановлением НКЮ № 168 Карательный отдел переименован в Центральный карательный,[8] а VIII отделение — в Отдел управления конвойной стражи. «Лишь в июне 1924-го, — пишет А. И. Солженицын (мною эти сведения не перепроверялись), — декретом ВЦИК — СНК в корпусе конвойной стражи введена военная дисциплина и укомплектование через Наркомвоенмор». Во всяком случае, с 19 июля 1924 года существовало Управление конвойной стражи СССР при начальнике Управления мест заключения РСФСР, 30 октября 1925 года оно стало называться Центральное управление конвойной стражи СССР, в марте 1930-го — Центральное управление конвойных войск СССР при СНК СССР.[9]

Постановлением же ЦИК — СНК от 17.9.1934 Центральное управление конвойных войск было расформировано, а управление конвойными войсками возложено на Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД СССР. Наконец, 16 марта 1939 года образовано Главное управление конвойных войск НКВД СССР.

Возглавлял ГУКВ НКВД СССР с момента его образования комбриг, впоследствии генерал-лейтенант Владимир Максимович Шарапов, в апреле 1940 года в числе других ответственных работников НКВД награжденный орденом «Красная Звезда». Судя по всему, Владимир Максимович был дельным командиром, прекрасно справлялся с поставленными задачами, потому и занимал свой пост вплоть до июля 1941 года. На состоявшемся в Москве в ноябре 1940 года совещании начальников оперативных отделений штабов соединений войск с участием представителей союзных наркоматов о конвоировании и перевозке заключенных один из подчиненных Шарапова Шелгунов говорил: «Наша задача заключается в том, чтобы находить коренные вопросы в перестройке нашей работы. У нас консерватизм тоже заедает, мол, установился такой порядок, традиция, и ломать нельзя. Это неверно. И генерал-майор Шарапов часто ругает, что мы не дерзаем, не мыслим».[10]