Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

Небольшая группировка «четырех полковников» сражалась на юге от Хелма поочередно с немецкими и советскими частями, пока не кончились боеприпасы. Она предпочла сдать оружие подразделениям Красной Армии, получив гарантию освобождения личного состава после регистрации. После сдачи оружия все были отправлены в лагеря военнопленных.

То же самое случилось с несколькими другими частями, с той разницей, что рядовой состав из местных вначале иногда распускался по домам.

Старый генерал Е. Волковицкий в северной части Львовского воеводства направлял части так, чтобы попасть в неизбежный плен не к немцам, а к Красной Армии, что объяснил коллегам позже, уже будучи в Козельском лагере, тем, что пребывание в немецком плену не позволило бы полякам участвовать в боях до конца войны: «Тут же у нас есть большие возможности. Конечно, нас могут расстрелять, но у нас все же есть возможность выйти из лагеря и участвовать в войне», продолжить борьбу с немецкими захватчиками^{35}.

18 сентября по распоряжению генерала Ю. Ольшины-Вильчиньского было без боя сдано Вильно (Вильнюс). В приказе говорилось: «С россиянами мы не находимся в состоянии войны и с ними не воюем»^{36}. При попытке выехать в Литву Олыпина-Вильчиньский был застрелен.

Временных, пересыльных лагерей было несколько: в Ковеле было сконцентрировано 6 тыс., в Хелме — более 10 тыс., в Луцке — более 11 тыс., во Владимире-Волынском — около 4 тыс., в Шепетовке — около 11 тыс., в Ровно — более 10 тыс. чел.^{37}

Сдача советскому командованию успешно оборонявшегося от немцев Львова была оформлена подписанием 22 сентября протокола о передаче города на условиях свободного вывода военнослужащих, полиции и жандармерии колоннами со сдачей оружия, неприкосновенности офицеров и их личной собственности, предоставления возможности выхода на территорию третьего государства. Объясняя это решение в приказе по воинским частям и в благодарности жителям города за оказанную помощь, командующий округом генерал В. Лянгнер написал, что Красная Армия — армия «государства, с которым мы не были в состоянии войны», что при соприкосновении с советскими частями «не приказано было бороться с ними, не оставляя ничего другого, кроме переговоров с ними»^{38}.

Не соблюдая договоренности, советские войска вошли в город на час раньше и начали аресты. Выходившие колонны были окружены и направлены как пленные к Тарнополю. Колонна полицейских за чертой города была расстреляна. Около 2 тыс. офицеров и 8 тыс. рядовых были размещены в лагерях.

Генерал Лянгнер немедленно отправился в Тарнополь к Тимошенко, настаивая на соблюдении протокола. Беседа с ним в присутствии члена Военсовета Украинского фронта и секретаря ЦК ВКП(б)У Хрущева закончилась отсылкой на решающую роль Москвы. Лянгнер сумел добиться вылета в Москву, где его приняли шеф НКВД Украины И. Серов («генерал Иванов») и начальник Генерального штаба РККА Б. Шапошников. Они заверили, что будут выданы соответствующие приказы об освобождении согласно двустороннему протоколу, утвержденному и маршалом Ворошиловым. Затем обещания повторялись, но почти никто так и не был освобожден. Лянгнер сумел выбраться из Львова и через Румынию выехал на Запад. Он мог считать, что ему повезло: из 49 польских генералов, в том числе отставников, 1939—1940 гг. пережили только десять^{39}.

Курс на «распространение социализма» на новые территории и их население изначально был заложен в военные приказы всех уровней. Приказ № 01 от 15 сентября по Белорусскому фронту прямо указывал, что армии фронта начинают наступление на рассвете 17-го и будут оказывать помощь «повстанцам» в свержении ярма помещиков и капиталистов, а также в недопущении того, чтобы враги захватили территорию Западной Белоруссии. Установки командующих войсками Белорусского и Украинского фронтов, изложенные в приказах от 16 сентября о целях вступления Красной Армии на польскую территорию, ориентировали на классово-истребительную, гражданскую войну, раскручивание жестокости и террора, разжигание классовой и национальной ненависти, кровавое сведение национальных счетов. Приказ № 005 по тому же Белорусскому фронту, подписанный командующим фронта М.П. Ковалевым, предписывал не только «молниеносным, сокрушительным ударом разгромить панско-буржуазные польские войска и освободить рабочих, крестьян и трудящихся Западной Белоруссии», наказать правителей «панской Польши», которые «бросили теперь наших белорусских и украинских братьев в мясорубку второй империалистической войны», но и поддержать, а фактически стимулировать «выступления и восстания белорусского и украинского крестьянства в Польше» в их порыве «свернуть шею своим кровавым угнетателям»^{40}.

Не менее напористым в своих вульгарно-классовых пристрастиях и стремлении уничтожить живую силу противника и «классовых врагов» был командующий Украинским фронтом С.К. Тимошенко. Он призывал трудовой народ уничтожать своих извечных врагов — польских панов — любым оружием, косами, вилами и топорами, приказывал: «Бейте офицеров и генералов!»