В докладе Молотова «О внешней политике Советского Союза» вся логика рассуждений строилась на этом. Германо-польская война фактически завершалась, и на этом основании Молотов утверждал, что «Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира», «ищут нового оправдания для продолжения войны против Германии». Принятый угол зрения позволил ему сделать вывод, что советская политика является политикой «поддержки Германии в ее стремлении к миру», а договор с нею обязывает «к нейтралитету в случае участия Германии в войне. Мы последовательно проводили эту линию, чему отнюдь не противоречит вступление наших войск на территорию бывшей Польши, начавшееся 17 сентября».
Так обосновывалась трактовка советской позиции как нейтралитета, для поддержания которой был предпринят пересмотр «некоторых старых формул» как неактуальных и «неприменимых». Таковыми были названы понятия «агрессия» и «агрессор», которые якобы «получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл». Изобразив гитлеровскую политику как эталон миролюбия, Вячеслав Михайлович апеллировал к депутатам: «...Судите сами, изменилось или не изменилось содержание таких понятий, как „агрессия“, „агрессор“» и внушал им, что употребление этих слов в старом смысле «может порождать только путаницу в головах и неизбежно будет толкать к ошибочным выводам»{65}
.Является ли эта позиция достаточным основанием, чтобы считать черный сентябрь 1939 г. и ликвидацию Польского государства не агрессией, а «наведением спокойствия и порядка» на «бывшей» польской территории? Для ответа на этот вопрос следует поместить его в конкретные исторические рамки, вспомнить о реакции потерпевшей стороны и мирового общественного мнения.
Военное поражение отнюдь не означало уничтожения Польши, хотя ее власти оказались интернированы в Румынии.
30 сентября польское руководство перестроилось. Президент И. Мощицкий подал в отставку, его функции перешли к бывшему маршалу Сената В. Рачкевичу, который освободил генерала Ф. Славой-Сладковского от обязанностей Председателя Совета министров. На этот пост был назначен главнокомандующий польскими вооруженными силами во Франции генерал дивизии В. Сикорский. Они обратились не в Лигу Наций, а к странам, находившимся в состоянии войны с Германией, и нейтральным государствам. Польские послы представили их руководителям ноту протеста, требуя осуждения советско-германского договора от 28 сентября 1939 г. В ней говорилось: «Перед лицом нарушения священных прав Польского Государства и Польского Народа, о чем свидетельствует соглашение, заключенное 28 сентября 1939 г. между Германией и Россией, в котором стороны договорились о разделе территории Речи Посполитой Польской и владении ею обоими государствами, которые совершили агрессию, я вношу от имени Польского правительства официальный протест против заговора между Берлином и Москвой вопреки всем обязывающим международным нормам и соглашениям, как и вопреки всякой человеческой морали. Польша никогда не признает этого акта насилия, поскольку сила закона на нашей стороне, мы никогда не откажемся от начатой борьбы, которую мы закончим только тогда, когда наша страна будет освобождена от агрессоров, а наши справедливые права будут полностью восстановлены»{66}
Польское правительство заявило о продолжении борьбы вместе с союзными Польше державами за полное восстановление независимости и суверенитета государства. Оно было признано ведущими антигитлеровскую борьбу и нейтральными государствами, продолжало существовать и создавало армию. Вместе с тем Польша оказалась в сложном положении, поскольку 17 сентября официально не заявила об агрессии СССР, не объявила ему войны и не подала жалобу в Лигу Наций. Все ее упования адресовались западным союзникам.
Формулируя в инструкции для руководителей дипломатических представительств от 10 октября принципы польской внешней политики, Сикорский связывал надежды на воссоздание Польского государства со складыванием благоприятной расстановки сил в Европе и выполнением союзниками обязательств перед поляками, что увеличивало значимость альянса с ними, из которого «нельзя ничего потерять»{67}
.