Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

Сталин посчитал нужным еще раз повторить, уточнив эти свои предложения так, чтобы инициативы выглядели обоюдными: «Первоначальное намерение состояло в том, чтобы оставить самостоятельную, но урезанную Польшу. Оба правительства отказались от этой идеи...» Причиной того была названа «злокозненность» поляков, которые создадут «постоянный очаг беспокойства в Европе» и «сделают все, чтобы стравить Германию и Советский Союз друг с другом». Неудобствами для обоих государств было обосновано и предложение изменить разграничение между ними. Поскольку оба государства приняли бы различные решения о внутреннем устройстве «попадающих в их распоряжение» территорий — «Германия создала бы вдоль Вислы протекторат или что-либо ему подобное, в то время как Советское правительство пошло бы по пути создания автономной польской советской социалистической республики», это создало бы «перекрещивание различных влияний» и поставило под угрозу дружественное сотрудничество сторон, создавая «большие неудобства». К этим неудобствам было отнесено то, что «поляки, согласно их традиционному стремлению к воссоединению и к восстановлению самостоятельного польского государства, попытались бы сеять вражду между Германией и Советским Союзом». Проблему борьбы за воссоединение можно было бы снять, оставив этнические польские земли «в одних руках, именно в руках немецких». Вопрос стал бы внутренним, и «там Германия могла бы действовать по собственному желанию»^{57}. Другими словами, Сталин давал добро на гитлеровскую политику экстерминации польского народа и отвергал идею создания автономной польской советской республики, как и всякий вариант восстановления Польши.

Торг об обмене территориями с достаточными компенсациями в людях окончился решением, при котором «Германия сделает хороший гешефт» на польских территориях, получив северную часть августовских лесов, а вместо нефтеносных районов — поставки сырой нефти.

Подписанный на следующий день (а точнее в ночь на 29 сентября) «Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией» внес очередной основополагающий элемент в систему двусторонних договоренностей. В преамбулу была вынесена формула из совместного коммюнике от 19 сентября о том, что оба правительства «после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории...», которая перекраивалась по прилагаемой карте (ст. I) — согласно «обоюдных государственных интересов» без всякого вмешательства третьих держав (ст. II). Обе стороны получали право произвести в своей части «необходимое государственное переустройство» (ст. III), что трактовалось ими как «надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами» (ст. IV)^{58}.

Провозгласив территорию Польши своей добычей, обе стороны в заявлении правительств распространили урегулирование отношений на всю Восточную Европу, а Риббентроп, улетая из Москвы, сделал заявление корреспонденту ТАСС о том, что обе державы не допустят вмешательства третьих держав в восточно-европейские вопросы. Это заявление не вызвало коррективов советской стороны^{59}. Таким образом, разрушение обеспечивавшей определенный баланс в интересах мира, хотя весьма противоречивой и далеко не во всем справедливой Версальской системы сопровождалось монтированием (пусть на время, что, видимо, понимали обе стороны) заменяющего ее эрзаца, несущего обоюдные выгоды для обоих вступивших в альянс противников.

В ходе конфиденциального общения польские проблемы рассматривались как в стратегическом, так и в тактическом измерении. Риббентроп использовал обмен восторженными комплементарными тостами за ужином, чтобы профорсировать приписывание западным державам как «поджигателям» развязывания войны, «следствием которой было уничтожение Польши», утвердить тезис, что обе договаривавшиеся стороны всего лишь «приняли на себя задачу навести спокойствие и порядок на территории бывшего польского государства». Сталин смягчил соответствующее место в совместном заявлении, сняв прямое указание на империалистические цели западных держав, против чего не стал возражать при консультировании по телефону и Гитлер^{60}.

Детальному обсуждению границы было отведено значительное время. Она была подробно описана в дополнительном протоколе от 4 октября 1939 г.

Во время телефонного разговора с Риббентропом Гитлер подтвердил свое отрицательное отношение к «традиционному стремлению поляков к воссоединению», но предвидел не серьезное расхождение во мнениях с Советами, а лишь «локальные затруднения». Полное единодушие было достигнуто в деле составления «секретного дополнительного протокола», в котором Германия и СССР констатировали следующее: