Каузальный ангел

На ходу он подхватывает горсть песка и бросает его в сенсоры робота, а потом посылает еще и струю из баллончика с краской, и робот начинает беспомощно крутиться на месте. Мальчик вытаскивает телефон, щурится на экран и нажимает выбранный символ. Робот вздрагивает и замирает. Начинается работа над пластиковым корпусом. У него едва хватает сил, чтобы плоскогубцами из набора инструментов сорвать крышку величиной с ладонь. Солнечный луч проникает внутрь, освещая пластиковые трубки и желанную добычу – управляющие аппараты, которые составляют мозг робота. Осталось только засунуть руку и забрать их, и тогда мать улыбнется и все будет хорошо.

– Ты что делаешь, мальчишка?

Он хватает добычу. Острые края пластика царапают руку, но он вытаскивает приборы и пускается наутек. Подниматься на дюну значительно труднее, чем спускаться: ноги вязнут, словно в ночном кошмаре. Чья-то рука хватает его за шею, и он скатывается вниз, прямо в круг угрожающе высоких людей. Против солнца они кажутся черными силуэтами.

Один из солдат – плотный громила с синеватой щетиной на лице – грубо поднимает его на ноги. От него пахнет черным табаком и потом. Он бьет мальчика по лицу – сильно, намного сильнее, чем била Тафалкай. Металлический предмет на запястье солдата звенит о его зубы. Мозг в черепе болтается, словно яичный желток.

Он изо всех сил кричит по-французски, умоляя их остановиться.

Громила смеется. Он склоняется над мальчиком и обхватывает его голову огрубевшими пальцами.

– Черт побери. Это же мальчишка Тео, верно?

Он с трудом кивает, извиваясь в руках солдата. Он не хотел выдавать имя отца, но, чтобы избежать побоев, готов на все.

– Что ж, парень, раз твоего отца здесь нет, кто-то должен преподать тебе урок о вреде воровства.

Удары винтовочных прикладов обрушиваются на его голову, ребра и руки, им вторят смех и брань солдат, и каждый удар открывает в теле новый кратер боли. Спустя некоторое время все сливается в ослепительный шквал агонии.

Он не помнит, когда все прекратилось. Сознание возвращается, когда мимо проползает очередной ремонтный робот. Люди ушли, жестокая игра им надоела. Он чувствует себя сломанной куклой: песок под головой почернел от крови, онемевшее лицо покрыто липкой стягивающей маской. Попытка пошевелиться отзывается в ребрах острой болью. На то, чтобы сесть, уходит немало времени: тело жаждет свернуться в клубок и остаться на песке.

Он разжимает пальцы правой руки. На ладони часы громилы, массивный серебряный браслет, украшенный драгоценными камнями.

Именно этот момент запоминается ему навсегда: не добыча, а сам факт мгновенного превращения в другого человека. Как будто он заново родился.

Он будет вспоминать его всю свою жизнь: по ту сторону моря, в городах и дворцах, и в других мирах, везде и повсюду. Так не всегда будет получаться. Порой его будут ловить и убивать. И однажды, в тюремной камере, он начинает читать книгу.

Мальчик превращается в молодого мужчину с тонкими бровями, впалыми висками и усталыми глазами Петера Лорре. На нем смокинг и отороченный красным кантом плащ, словно он собрался в оперу. В петлице белый цветок, пахнущий летом. Это я.

Мы стоим плечом к плечу в прозрачном лабиринте, освещенном далеким невидимым солнцем. Холод пробирает до костей, и наше дыхание мгновенно превращается в облачка пара. По обе стороны узкого извилистого коридора расположены стеклянные камеры. Свет просачивается сквозь стены и оставляет на гладком зеркальном полу разноцветные узоры. В каждой камере находится изображающая меня восковая фигура. Вот я в молодости, вот постарше, вот с камнями зоку над головой. Все двери украшены чугунным литьем с изображениями цветов и птиц и снабжены табличками со старомодными надписями от руки. Интерьер напоминает мне входы в парижское метро. Дверь камеры позади меня открыта, и из нее веет жарким ветром пустыни. Табличка над ней гласит: «НАЧАЛО».

Все это очень сильно напоминает мне тюрьму «Дилемма».

Другой «я» улыбается, проходит мимо меня и закрывает дверь камеры. Затем жестом затянутой в белую перчатку руки предлагает углубиться в лабиринт.

– Хорошо, – произносит он. – Вот мы и собрались. Все мы.

Я иду по коридорам хрустальной галереи своих сущностей. Другой «я» на ходу что-то напевает.

– Сюда, – наконец говорит он, показывая на камеру с надписью «КОНЕЦ». Он вынимает небольшой золотой ключик, вставляет его в железный замок и открывает дверь. – Это моя. Нам тут будет немного удобнее. В галерее такой беспорядок. Так ведь это и есть причина твоего появления здесь? Генеральная уборка?

Внутри стоит небольшой стол и два тяжелых стула красного дерева напротив друг друга. Он указывает на один из них.

– Прошу, присаживайся.

Я осторожно сажусь и пристально наблюдаю за ним. Окружающая обстановка не похожа ни на вир, ни на Царство, насколько я могу судить, все прочно и реально. Я не ощущаю интерфейса «Леблана». В затылке начинается неприятное покалывание.

– Нужно ли опасаться каких-нибудь ловушек? – спрашиваю я. – И если ты собираешься поиграть, учти, я не взял с собой оружие.