Прошкин вынужден был войти, хотя настроение у него отчего-то испортилось, и обитатель кабинета ему сразу же не понравился. Слишком уж отполированный — будто не из нынешней жизни. Лет сорока пяти, аккуратно уложенные волосы уже изрядно тронуты сединой, лицо до сияния выбрито, с правильными, крупными чертами, за исключением рта — губы то ли излишне тонкие, то ли решительно поджаты. Нотариус Мазур Е. А., несмотря на жару, терзал себя глухо затянутым галстуком с затейливым узлом и серым твидовым пиджаком. А его ботинки были надраены так, что даже из-под стола сияли умопомрачительно. Честно сказать, если бы было с кем. Прошкин был готов не то что на килограмм халвы, а на всю сумму месячного денежного довольствия побиться об заклад, что этот подозрительно опрятный гражданин нотариус — из бывших. Профессионала не обманешь! Но спорить было не с кем, да и дела Прошкина носили характер безотлагательный, так что он решил сохранять доброжелательность:
— Товарищ Мазур?
— Да, Мазур, Евгений Аверьянович, — представился хозяин кабинета, привстав из-за стола, и даже по собственной инициативе продемонстрировал Прошкину паспорт, при этом бровь его несколько раз нервно дернулась. — Чем могу быть полезен сегодня?
— Сегодня? — такое начало беседы слегка смутило Прошкина. — Я бы хотел получить консультацию: какие документы потребуются, чтобы гражданин оформил дарение или просто подтвердил законным образом факт передачи принадлежащего ему домостроения в городскую собственность?
— В добровольном порядке? — Мазур буквально впился в Прошкина стальным взглядом.
Прошкину стало очень неприятно: вот, дожили — государственный служащий, нотариус, смотрит на него, сотрудника НКВД, то есть такого же точно государственного служащего, как на врага! Надо как-то более активно разъяснительную работу хотя бы среди специалистов проводить, подумал Прошкин, снова улыбнулся и ответил как можно мягче:
— Конечно, в добровольном! Речь идет о нашем сотруднике… Домостроение перешло к нему от родственника, от дедушки…
— Сначала гражданину необходимо сделать заявление о принятии наследства. В дальнейшем же потребуется ряд документов — инвентаризационные бумаги на сам дом, завещание или, в случае его отсутствия, свидетельство о смерти владельца, документы, подтверждающие родственные отношения… Необходимо убедиться в том, что кроме дарителя на имущество нет других претендентов… — гражданин Мазур немного успокоился.
Прошкин извлек из папочки несколько соединенных скрепкой страниц — он успел захватить план дома и решение о его передаче ученому в инвентаризационном бюро, свидетельство о смерти фон Штерна, выцветший листочек, свидетельствовавший об усыновлении Дмитрия Алексеевича Деева фон Штерном, хранившийся в особняке среди прочих домашних бумаг, и, наконец, выданную отделом кадров Управления копию свидетельства о рождении Александра Дмитриевича Баева, где в качестве его отца фигурировал Деев.
Мазур разглядывал бумаги так, словно перед ним разверзлась почва и обнажились адские глубины, почему-то зафиксировал пронзительный взгляд на расстегнутой верхней пуговичке гимнастерки Прошкина:
— Вы, молодой человек, хотите меня убедить, что у покойного Александра Августовича, с которым я имел честь быть знаком много лет, существовал некий тайный отпрыск и, даже более того, внук?
Это было уже слишком, Николай Павлович счел себя вправе обидеться:
— Убеждают, Евгений Аверьянович, девушку на свидание прийти. А я на службе нахожусь и пытаюсь получить юридическую консультацию у должностного лица. Если с точки зрения законодательства представленных документов недостаточно, подскажите, каких именно не хватает. Хотя я, возможно, неверно истолковал надпись на вашем кабинете и мне нужно к другому специалисту обратиться?
— Простите, — принялся извиняться Мазур, — это я неверно выразился… Конечно, Александр Августович, царство ему небесное, не был обязан меня информировать о своих родных. Это я, вероятно, преувеличивал степень… степень нашей общности — так будет правильно сформулировать, да… Еще раз — простите. Действительно, представленных документов для выводов о правах наследования недостаточно. Мне необходимо еще свидетельство о смерти, — он заглянул в бумаги, — Деева Дмитрия Алексеевича. Он давно умер?
— Нет, совсем недавно. Весной этого года. Похоронен на нашем кладбище — ряд шестнадцать, место восемь. А свидетельством о смерти я, к сожалению, не располагаю. Но у меня есть фотографический снимок надгробия! — с оптимизмом подытожил Прошкин.
— Вы мне предлагаете присовокупить надгробие к дарственной? — Евгений Аверьянович болезненно поморщился, а его бровь стала дергаться непрерывно. — Что за чушь… Почему нельзя запросить свидетельство о смерти этого Деева в архиве?
— Но он скончался в Москве.
— Какая разница? Не в нашем, так в центральном архиве. Я подготовлю запрос. Это рутинная процедура…