Кавалер Красного замка

По мере того как приближались они к пожарищу, Морис более и более прибавлял шаг. Лорен насилу успевал за ним; однако же он слишком любил его, чтобы оставить одного в такую минуту.

Почти все было кончено; из сарая, куда солдат бросил горящую головню, огонь перекинулся на мастерские, сколоченные из досок так, что между ними оставались широкие щели для циркуляции воздуха; товар уже сгорел, и начал загораться дом.

«Боже мой, — подумал Морис, — что, если она возвратилась, если она где-нибудь в комнате, объятой пламенем, ждет меня, зовет на помощь?!.»

И Морис, полуобезумев от горести, лучше соглашаясь, чтобы та, которую он любил, лишилась рассудка, нежели изменила, Морис, нагнувшись, просунул голову в дверь, наполненную дымом. Лорен не отставал от него; Лорен пошел бы за ним хоть в самый ад.

Крыша горела; пламя начало подбираться к лестнице.

Морис, задыхаясь, осмотрел залу, комнату Женевьевы, комнату кавалера Мезон Ружа, коридоры, взывая сдавленным голосом:

— Женевьева! Женевьева!

Но никто не откликался.

Возвратившись в первую комнату, два друга увидели волны пламени, врывавшиеся в дверь. Несмотря на крики Лорена, указывавшего ему на окно, Морис прошел сквозь пламя.

Потом он побежал к дому, прошел, не останавливаясь, двор, усыпанный ломаной мебелью, заглянул в столовую, гостиную Диксмера, кабинет химика Морана: все это было наполнено дымом, осколками, битыми рамами; огонь пробрался в эту часть дома и начал все пожирать.

И здесь, как в павильоне, Морис не оставил без осмотра ни одной комнаты, ни одного коридора, спускался даже в погреба, думая, не спустилась ли туда Женевьева.

Ни души!

— Черт побери! — сказал Лорен. — Сам видишь, кому охота оставаться здесь, кроме разве саламандры. Но ведь ты ищешь, кажется, не этих мифических животных. Справился бы лучше у кого-нибудь из зрителей; может быть, и видели ее.

Надо было много усилий, чтобы вытащить Мориса из дома.

Начались исследования. Друзья обошли окрестности, останавливали всех встречавшихся женщин, осмотрели все аллеи: напрасно. Был второй час ночи. Несмотря на свою атлетическую силу, Морис измучился и отказался наконец от беготни взад-вперед и беспрестанных столкновений с толпой.

По улице проезжал фиакр; Лорен остановил его.

— Любезный друг, — сказал он Морису, — мы сделали все, что только возможно человеку, чтобы спасти Женевьеву: измучились, прокоптились дымом, проголодались. Как бы ни был замечателен Купидон, он не вправе требовать большего от влюбленного, а тем более от невлюбленного; возьмем фиакр и отправимся по домам.

Морис молча повиновался, и экипаж остановился у его дверей после непродолжительной езды, во время которой друзья не обменялись ни словом.

В ту минуту, как Морис выходил из экипажа, окно его квартиры захлопнулось.

— А, это хорошо! Тебя ждали. Теперь я спокоен, — сказал Лорен. — Стучи крепче.

Морис стукнул; дверь отворилась.

— Прощай! — сказал Лорен. — Завтра утром не выходи со двора, подожди меня.

— Прощай, — машинально сказал Морис.

И дверь захлопнулась за ним.

На первых ступеньках лестницы его встретил слуга.

— Гражданин Лендэ, сколько вы наделали нам беспокойства!

Слово «нам» поразило Мориса.

— То есть тебе? — сказал он.

— Да, мне и даме, которая ждет вас.

— Даме? — повторил Морис, находя очень некстати свидание, вероятно, с какой-нибудь из старинных своих приятельниц. — Ты очень хорошо сделал, что предупредил меня. Я ночую у Лорена.

— Невозможно, гражданин. Она была у окна, видела, как вышли вы из экипажа, и закричала: «Вот он!»

— Какое мне дело, знает ли она меня или нет! Мое сердце отказалось от любви. Поди и скажи этой даме, что она ошиблась.

Слуга хотел было идти, но остановился.

— Ах, гражданин, — сказал он, — напрасно вы так делаете. Бедная дама и без того уж очень скучает, ответ ваш приведет ее в отчаяние.

— Да кто же, наконец, эта дама?

— Не видел в лицо; знаю только, что закрылась капюшоном и плачет.

— Плачет?

— Да, но потихоньку, старается заглушить свои рыдания.

— Плачет, — повторил Морис, — значит, еще есть хоть одно существо в мире, которое любит меня до такой степени, что ее тревожит мое отсутствие?

И Морис медленно пошел за слугой.

И тогда глазам его представилась у углу гостиной трепещущая фигура, которая зарылась лицом в подушки, — женщина, которую можно было бы почесть за мертвую, если бы не судорожный стон и сотрясение всего тела.

Морис сделал слуге знак, чтобы тот вышел.

Слуга повиновался и запер за собой дверь.

Морис подбежал к женщине. Она подняла голову.

— Женевьева! — вскричал молодой человек. — У меня Женевьева! Не помешался ли я?

— Нет, мой друг, вы в полном разуме, — отвечала молодая женщина. — Я обещала принадлежать вам, если вы спасете кавалера Мезон Ружа. Вы спасли его — вот я! Я дожидалась вас.

Морис ошибся в смысле этих слов; он отступил на шаг и печально посмотрел на женщину:

— Женевьева, — сказал он кротко, — Женевьева!.. Значит, вы не любите меня.

Глаза Женевьевы наполнились слезами; она отвернулась и, опершись локтем на спинку дивана, громко зарыдала.