Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб

Побывав на могиле прадеда, на следующий день Джон почувствовал желание поближе познакомиться со столицей своей новой Родины. «Если ты хочешь увидеть Москву во всей красе, нужно дождаться темноты», – сказал майор. Вечером они выехали на служебной машине. Стюарт прилип к окну в восхищении. Каждое здание было подсвечено, иллюминации было столько, что в небе висело цветное пятно. «У нас северный край, – сказал Тёркин. – Всем хочется больше тепла и света». «Мы можем пройтись пешком? – спросил Джон». «Легко», – ответил майор и остановил машину недалеко от памятника князю Владимиру. Они подошли к подножию монумента, и американец долго смотрел на массивную фигуру крестителя. Потом коллеги двинулись вдоль Александровского сада, и их взору предстала скульптура патриарха Гермогена. Далее, пройдя по Охотному Ряду, они дошли до Славянской площади, где Джон был очарован фигурной композицией Кирилла и Мефодия. «Первый раз вижу такую религиозную нацию, – воскликнул Стюарт. – Все, кому вы ставите памятники, держат в руках кресты. Я думал в России всё ещё коммунизм». «Одно другому не мешает, – сказал майор. – Наоборот, всё тесно связано». Американец так сильно наморщил лоб, что Тёркину пришлось пообещать потом всё подробно разъяснить. Затем майор отвёз его на Рижскую эстакаду. Фээсбэшник любил это место. Он жил здесь рядом почти четверть века и любил гулять по мосту, смотреть на железную дорогу, думать о вечном.

Стюарту открылось великое множество железнодорожных путей, приходящих из неоткуда и ведущих в темноту. Между ними втыкалась в небо и переливалась всеми цветами радуги игла Останкинской башни. «Если сядешь на поезд, через шесть дней будешь на Дальнем Востоке», – сказал Тёркин. Стюарта восхитил факт, что вагон будет мчаться сквозь темноту и холод, как через толщу Космоса. На другой стороне от Рижской эстакады американец увидел ряды панельных многоэтажек. Они стояли чередой жёлтых огоньков в северной московской ночи. «За каждым из этих окон, – думал Джон, – большое счастье, ведь там есть тепло и свет». И тут он почувствовал, что газета, которую он положил при выезде с Лубянки в свою обувь, промокла, и мороз уверенно продвигается выше по телу. «Пойдемте в машину», – сказал американец.

В автомобиле он напомнил Тёркину обещание рассказать, почему в России коммунизм и христианство слились в одно. «Помню, Джон, но для начала ответь, что для тебя в жизни главное?». «Моя семья, мой дом, моё ружьё и мой автомобиль», – сказал иностранец. «Без прилагательного „моё“ все эти ценности для тебя ведь потеряют смысл, не так ли? А в России наоборот. Если кто разбогател, то к нему сразу много вопросов. У нас каждый о всеобщем счастье должен думать. Стыдно под себя грести. Так и при коммунизме было, и сейчас». «Что плохого, если я своему джипу радуюсь?» «Ничего, Джон. Ничего! Только ты тихо радуйся в своей комнате. А на людях говори, что тебе старушку в переходе жалко. Понял?». «Не совсем». «Забудь. На Дальнем Востоке тебе это не понадобится. Там, как в Америке: ружьё, дом и все остальное». «Там другие люди живут?». «Люди те же. Но ни царской, ни советской власти там толком не было». Стюарт покачал головой. Он мало что понял.

Смех этой скотины Дарвина

«Давайте выпьем того пива, после которого я к вам попал, – попросил американец Тёркина, когда они вернулись на Лубянку. – Мне, честно говоря, оно очень понравилось».

Майор, помявшись, согласился. Достал из сейфа два стакана и бутылку. Пиво выглядело обычно. Пробка, этикетка – всё на месте. Фээсбэшник внимательно посмотрел на Стюарта.

«Джон, это не просто бухло. С ним надо осторожнее. Есть одно правило, я его всегда соблюдаю. Пока ты в сознании, нужно вспомнить любой эпизод из Библии и в двух словах объяснить, почему он тебе нравится. Это нечто вроде страховки от всякой чертовщины. Мы бесов не боимся, но лишняя осторожность не помешает. Понял?».

Джон кивнул головой.

«Ну, тогда поехали, – сказал Тёркин, чокнулся стаканом о посуду американца и осушил свою порцию. – Я всегда восхищался Книгой Иова. Если бы я был режиссёром, то обязательно поставил бы спектакль или фильм, а может, даже и мюзикл. Вот, представь, едет Иов в автобусе. Современный такой – в джинсах, в рубашке, в кепке, а автобус набит монахами, священниками, словно в соседнем монастыре служба закончилась, и они все в „Ашан“ поехали. И вдруг у него в кармане телефон звонит. И из трубки полный кошмар – машину его сожгли, офис арестовали непонятно почему, а загородный дом снёс бульдозер. И он начинает кричать на весь салон: какого хуя!!? Монахи и священнослужители его успокаивают. Что-то про Бога говорят. Но ему уже не до Всевышнего. Он в истерике. Следом ещё звонок. И ему сообщают, что всех его родственников убили, а у него нашли СПИД. И это уже полный зашквар. Он падает на колени и орет на весь автобус: „Господи, за что!??“ Короче, я уже дорассказать не успею, вижу, тебя выносит. Давай – твоя очередь».