Кавалер Сен-Жюст. Повесть о великом французском революционере

Проблему решил народ. Именно народный натиск заставил Конвент принять закон о всеобщем максимуме и одновременно с этим поставить в порядок дня революционный террор как единственную эффективную меру воздействия на богатых. Эти две меры, навязанные правительству санкюлотами, были двумя сторонами единого целого — системы общественного спасения, призванной заменить демократическую конституцию в период смертельной угрозы республике.

Действительно, чтобы успешно управлять экономикой и эффективно применять революционный террор, была необходима предельная концентрация власти. Была необходима подлинная диктатура общественного мнения, тот деспотизм свободы, о котором Марат пророчески говорил еще в первых числах апреля…

…Свой доклад, подготовленный по поручению Комитета общественного спасения, Сен-Жюст прочитал в Конвенте 10 октября.

— Почему после стольких декретов и стольких забот вновь нужно обращать ваше внимание на недостатки правительства в целом, на экономику и продовольствие? — спросил он депутатов и сам ответил: — Законы наши революционны, но их исполнители — плохие революционеры.

Это значило ясно представить себе сущность проблемы и четко поставить ее.

Конвент внимательно слушал.

— Настало время, — продолжал докладчик, — провозгласить истину, которая отныне не должна ускользать от внимания тех, кто управляет: республика упрочит себя лишь после того, как воля суверена подавит монархическое меньшинство и будет властвовать над ним по праву завоевания. Нельзя дольше щадить врагов нового строя; свобода должна победить любой ценой. Нельзя надеяться на благоденствие, покуда дышит хоть один враг свободы. Вы должны карать не только предателей, но и равнодушных; нужно наказывать всякого, кто безразличен к республике и ничего не делает для нее. Ибо с тех пор, как французский народ изъявил свою волю, всякий, кто ей не подчиняется, остается вне суверена, а тот, кто не принадлежит к суверену, — враг народа…

Несколько сот членов Конвента напряженно внимали холодному и сдержанному молодому человеку, спокойно бросавшему им в лицо истины, от которых леденели сердца. Они повидали многое. Во время заседаний здесь часто вспыхивали ссоры, а иной раз и драки, и даже кое-кто хватался за оружие. Но такого…

А он продолжал:

— Если бы заговоры не вносили смуту в нашу державу, если бы родина не становилась тысячу раз жертвой снисходительных законов, было бы приятно управлять на основании принципов мира и справедливости. Но эти принципы приложимы лишь по отношению к друзьям свободы; у народа же и его врагов не может быть ничего общего, кроме меча. Там, где нельзя управлять на основе справедливости, приходится применять железо: нужно подавить тиранов…

Подвергнув резкой критике генералов, министров и весь бюрократический аппарат, докладчик утверждал, что безнаказанный грабеж царит повсюду. Богач, наживающийся на незаконных сделках, теснит и угнетает бедняка; те, кто должен по своему официальному положению бороться со скупщиками, сами занимаются скупкой; даже в военном ведомстве умудряются обворовывать солдат и красть корм у лошадей. Каждый думает только о себе, живет лишь своими материальными выгодами, охотно жертвуя интересами остальных членов общества. Все это, страшное само по себе, приобретает катастрофический характер в условиях иноземного вторжения.

— При таких обстоятельствах, — резюмирует Сен-Жюст, — наша конституция не может быть приведена в действие, ибо она сама станет причиной своей погибели: она окажется ширмой для преступлений против свободы, не имея силы их подавить.

Докладчик предлагает декретировать: правительство Франции останется революционным вплоть до заключения мира. Вся власть должна быть сосредоточена в руках Комитета общественного спасения при участии Комитета общей безопасности и под контролем Конвента.

Конвент принял его рекомендации. Они превратились в закон.

Сен-Жюст понимал важность того, чему положил начало. Он понимал и другое: его могли упрекнуть в непоследовательности. Не он ли был самым горячим сторонником той демократической конституции, которую ныне сам же отвергал?

Но он дал уже свой ответ и теперь мог повторить его тысячу раз: нет, он и не думал низвергать конституцию, наоборот, он всеми силами за нее боролся и считал, что конституция пока недостаточно демократична и нуждается в доработке. Эта доработка будет сделана, когда окончится война, когда придет победа. Если мы доживем до победы, это сделаем мы, если не доживем — сделают другие.

Но сейчас ведь идет война. И пока она идет, нам приходится заменять постоянно действующую конституцию конституцией временной, конституцией военного времени.

Разве от этого она становится менее демократичной? Разве она не отвечает интересам народа?

Вот в чем суть дела — пусть это будет понятно всем.

13