Кавалер умученных Жизелей

Никита был почти за гранью. Только доза на время возрождала. И вот, в один из просветов, он сам понял, как затягивается на горле петля. «Настя, ты никогда меня не оставляла. Так помоги мне, я не справлюсь. Сейчас я в ужасе от того, что сделалось со мной. Но придет ломка, и будет только одна потребность – доза. Я не хочу. Я хочу жить, любить, творить».

Они действительно ездили в клинику, там с готовностью брались за лечение. Но у Поленовых не было денег.

Двадцать четвертого декабря, поутру, он влетел, счастливый безумно, невиданно. Показал несколько денежных пачек. «Лена Гусева – она теперь богатая, не бросает старых друзей». «Завтра поедем лечиться». И бросился из дома, и деньги все забрал.

Настя привыкла к отчаянию, но в тот день совсем не находила себе места. Столько безответных вопросов. Она вышла на улицу, в надежде отвлечься среди людей. И тут какой-то продавец вечерних газет привлек ее внимание рекламным криком: «Жена бизнесмена зверски убита. Кто разбил сердце балерины?». Подошла ближе. И увидела фотографию Елены под этим анонсом. Анастасия бросилась в мастерскую. И застала там Поленова в состоянии наихудшайшем. С утра он укололся, на радостях, а теперь наступала ломка. Про Гусеву он только мог сказать: «Она хорошая, она нам деньги достала». И требовал дозу. «А завтра в клинику. И все будет хорошо». И вдруг безумно выкрикнул: «Настя, дозу!»

Он сам не мог, настолько уже издергался. Там было уже набрано, в шприце. И она сделала укол. Никита забылся. И она поехала домой, потому что он не терпел, когда в его мастерской был кто-то еще. А деньги забрала с собой. Чтобы не пропали, а утром разобраться. Абсолютно точно знала, что если Гусеву и убили, то Никита ни при чем.

– Вы знаете – он был увлекающийся, романтичный. Изменчивый, влюбчивый. И если объекты его влюбленности позволяли себя любить, и даже отвечали на чувство, то я радовалась. Его должны были все любить, моего лучезарного Никиту. Но мне удалось полюбить его сильнее.

– Вы сделали счастливым финал моей сказки. Я собрала его в дорогу. Он отправился в путь, я позвала всех проводить его. Мы скоро встретимся.

И Гущин подумал, что Анастасия не рассталась с любимым. «Да для нее же суд – это возможность говорить с трибуны о своем». И взял с Поленовой подписку о невыезде.

* * *

В тот же вечер Гущину позвонила Гордиенко. Третьи сутки, практически без сна, валили от усталости с ног. Но, прежде чем попытаться заснуть, Вера хотела передать следователю то, о чем вспомнила, обнаружила буквально перед вылетом и не успела переслать. Гущин не заставил ждать себя.

– Смотрите, вот Гермес, – рассказывала Вера. – Так Лена в письме называла незнакомца. Потому что он удивительно похож на «Гермеса отдыхающего». В Неаполе, в музее, античная скульптура. Только этот – вон, какой мощный. А древний – субтильный. Но похож. Я сравнивала.

Две фотографии. Короткая стрижка курчавых волос. Взгляд в объектив, как подпись под специальным фото. Как стрела на натянутой тетиве. Снято в остановке движения, и некая удаль во всем облике. Первая – в полный рост. Берег моря. Рельефный торс, классический профиль. Другая – крупный план, в глазах усмешка.

– Лена прислала из Италии осенью. Остальные фото – природа, архитектура, общие планы. И только один герой репортажа – «Венецианская встреча. Гермес».

– Я потом спросила в разговоре: «Ну, как там наш стремительный бог?». «Я думаю, как все Гермесы, без дела не бродит. Готовит кого-нибудь в царство Аида. В Венеции он был забавным». – Потом мы перезванивались много раз, но это тема была уже отговоренная. Я вспомнила только перед отъездом. Она встречалась с человеком, и даже фотографию прислала. Все так запутано, а мир так тесен.

– Конечно, вы правы, – Гущин положил фотографии в папку. – Отдыхайте, Вера, завтра будет тяжелый день.

Гирлянды лампочек рассеивали тьму. «У людей новый год, а у нас – новый кадр». И поехал на Мичуринский, к консьержке.

* * *

Консьержка встретила Гущина, как родного. И тут же стала убиваться о гибели Максима.

– Ну, прямо таки, злой рок какой-то, да и только. Или заказал кто целую семью. Почище сериалов. А Максима Петровича сюда не привезут, чтобы попрощаться? Да уж и ее, горемычную, заодно. – И она вытерла уголок глаза. Гущин достал фото. Женщина надела очки.

– А я-то думала, он к Агафоновым идет, – посетовала консьержка, разглядывая портрет. – Одет так торжественно, и с букетом. Я даже сама и сказала: «Опять к Агафоновым», а он говорит: «Ну, да». Поймали убийцу?

– Так вы хотите сказать, что помните, как этот господин приходил двадцать третьего вечером?

– Да. Как тут не запомнить, когда он самый последний явился. Да еще такой загорелый.

– И вы его пропустили, не выяснив к кому?

– Да что вы, господь с вами. Все я спросила. И он сказал – к Агафоновым. Да и к кому идти? Агафоновы в этот вечер гостей собирали. Может, он к ним шел. А потом уж к Елене заскочил заодно.

– А раз уж зашел, то, заодно, и прикончил. Так это точно – он приходил?