– Ррраа! – Идущие впереди кирасиры железным клином распороли боевые порядки кавалерии Мекленбурга.
– Бах! – И усатый кирасир бросает пистолет обратно в седельную кобуру, скалясь окровавленным ртом, а с коня, зажимая рану на шее, падает немолодой мекленбуржец с рыжеватой щетиной на плохо выбритом лице.
– Дзанг! – Палаш бессильно стучит о кирасу…
– Х-ха! – И померанский кирасир отвешивает врагу удар эфесом в лицо. Хруст кости – и тот сползает с седла.
Пушки прекратили стрельбу, и началась страшная конная схватка, невероятно ожесточенная и кровавая. Турки бы давно уже бежали, но немцы стояли крепко.
– Никлотинги! Слава Мекленбургу! – Оравший это юнец прожил недолго, почти тут же получив пулю в бок и острием палаша в голову.
– Аа! – закрывался руками пожилой юнкер из Мекленбурга, глядя на опускающийся клинок. – Не…
– Хрясь, – и содержимое его черепа щедро разлетается на соседей.
– Дзанг! Дзанг! – Поединок померанского кирасира с мекленбуржцем получился очень коротким, и тяжелый палаш венеда первым ударом выбил саблю из руки немца, а вторым раздробил тому голову.
– Чвак. – Палаш померанского драгуна прерывает жизнь вражескому офицеру, пресекая заодно попытку собрать мекленбуржцев в единый кулак.
После встречи с пушками Михеля численность врагов едва ли не ополовинилась и сравнялась с численностью кавалеристов Рюгена. Но вот последние-то были кадровыми все без исключения и сражались сейчас рядом с проверенными боевыми товарищами, а не со случайными людьми… Солдаты же Мекленбурга не могли прийти на помощь своей кавалерии, ибо эта самая кавалерия и была сейчас между ними и конницей Рюгена.
Битва продолжалась всего-то чуть больше двадцати минут, и за это время вражеские юнкера «таяли»… Наконец, когда их осталось чуть больше полутора тысяч, они дрогнули и начали отступать. А куда? Сзади их подпирала собственная пехота, а какая-то часть вражеской конницы все же вклинилась в их ряды – и это были кирасиры, за которыми следовали драгуны Грифича.
С этого момента началось бегство. Кавалеристы Мекленбурга смешали боевые порядки собственной пехоты…
– Прочь! Прочь, песьи дети!
– Бах! – Выстрел прозвучал, и один из кавалерийских офицеров Карла Фридриха убил пехотинца своей же армии, прорываясь в тыл.
– Бах! – Немолодой капрал с лихими усами падает навзничь с выражением неимоверного изумления. Свой застрелил!
– Вжик! – И его соседу разрубили голову.
– Бах!
Вскоре пехоту Мекленбурга истребляла собственная же конница, стремясь прорваться.
И на их плечах туда ворвались руянцы. Сперва конница, а затем и пехота. Озверевшие вояки Грифича рубили врага без жалости: после их похода через половину маленькой страны многие поместья были разорены и помещики Померании, только недавно поправившие свои дела, были в ярости.
– Без пощады!
– Это не люди!
Щадили только сдавшихся пехотинцев, поскольку они почти не участвовали в грабежах и садистских развлечениях.
Знаменитый «корпоративный дух» и многочисленные родственные связи дали в этот раз осечку, людей, только-только почувствовавших себя состоятельными, снова кинули в нищету. В результате были убиты даже мекленбуржские герцоги.
Глава седьмая
Захватить мекленбуржские герцогства проблем не составило – их войска были начисто разбиты, пехота в основном взята в плен, а кавалерия уничтожена практически начисто. Какое-то сопротивление оказали только несколько городов, да и то символическое. Померанские дворяне рвались «восстанавливать справедливость», то есть жечь, насиловать и убивать. Однако вняли увещеваниям Рюгена и вели себя образцово, хотя сдерживались с трудом.
Особых проблем дипломатического характера не возникло. Мекленбуржские герцогства несколько лет назад вышли из состава Германской империи. И пусть защита, обеспечивающаяся этим аморфным квазигосударством, была скорее символической, но она все же была. Так что, решив получить несколько больше самостоятельности, а по мнению Грифича – просто сменить покровителя, никлотинги крупно просчитались.
Австрия хоть и была младшим союзником у англов и франков, но, скорее, условным, и вела свою игру. Пруссия… Фридрих дернулся было, понуждаемый кредиторами из Лондона и Парижа, но тут что Павел, что «голуби» дружно показали зубы. А учитывая плачевное финансовое положение страны и соответственно сокращенную армию, воевать на два фронта против Румянцева и Рюгена правитель побоялся. Пусть «голуби» и были против войны, но раз разгром вражеского войска уже состоялся, так почему бы и не погрозить пальчиком?