Кавалергард

Да собственно говоря, даже восстанием это было сложно назвать: аристократы саботировали австрийские приказы и развлекались созданием «домашних» парламентов, конституций и всевозможных законопроектов. Эта «самодеятельность» почти не выходила за пределы светских салонов, но не отреагировать Вена не могла.

Реакцию Иосифа на случившееся Рюгену передали детально…

– Значит, будем осторожно их давить – так, чтобы не вызвать взрыва… Жаль, жаль, лучше б он там устроил резню, дескать, «сговор с врагом», и так далее. Ладно, это нам тоже на руку – без венгерской кавалерии австриякам будет сложновато, да и какую-то часть верных войск придется держать там.

Гонец из особо доверенных «волков» внимательно слушал, сидя на стуле, Грифич не слишком увлекался внешними признаками власти, и этикет при его дворе… а точнее, дворах, был очень простым.

– Ладно, – прервал он собственные рассуждения, – что еще можешь сказать?

– Мария-Терезия и раньше была против войны, а сейчас и вовсе: «Я же говорила!» Призывает решить дело миром. Даже послала к Фридриху своего министра Тугута…

– Не телись, продолжай.

– Ссора сына с матерью вышла знатная, и императрица пошла на попятную. Но все едино – недовольна.

Значимых боевых действий до конца года больше не было, войска противников засели в лагерях достаточно далеко друг от друга и принялись за ленивые, редкие вылазки.

В конце февраля 1780 года умерла Мария-Терезия. Умерла по естественным вроде бы причинам, насколько агенты смогли вызнать.

Не воспользоваться ситуацией было слишком глупо, и агентура Рюгена начала массовый вброс слухов на территории австрийцев. Начались разговоры, что в смерти императрицы виноват Иосиф: здесь слухи расходились от «материнского огорчения» до «он лично дал ей яд». В Венгрии была популярна именно последняя версия… В Австрии, Чехии и Богемии – что это венгерская партия отравила правительницу…

Словом, раздрай вносился преднамеренный и крайне разнообразный. Грязно? Ну так былой союзник сам решил «кинуть» Рюгена, а что не успел… Иосиф же вообще был настроен к Померанскому достаточно негативно – даже тогда, когда между Австрией и Померанией не пробежала «черная кошка». Ну а теперь Грифич был твердо уверен: закончив с Фридрихом, Иосиф примется за него. А значит, нужно играть на опережение.

К счастью, австрийцы с пруссаками не спешили сражаться. У Австрии начались проблемы с восставшими – по большей части надуманные и раздутые разведкой Померании. Но тем не менее не учитывать возможность волнений Иосиф не мог. Пруссия тоже не спешила – разница в количестве войск и экономиках была очень уж велика, да и Фридрих пусть и остался великим полководцем, но возраст…

Началось противостояние, которое позже назовут «картофельной войной». Армии враждующих государств стояли достаточно далеко друг от друга, не предпринимая решительных действий. Да и снабжение велось по остаточному принципу… Было оно столь скудным, что большая часть войск, включая офицеров, питалась одним картофелем, считавшимся в то время «свинской» едой.

Великие государства в свару пока не лезли – передел колоний продолжался. Попаданец скверно знал историю, но был твердо уверен, что в РИ «Государством номер один» к концу восемнадцатого века стала Англия, потеснив блистательную Францию. Испания же и прочие Голландии быстро теряли позиции.

Здесь же… То ли его действия повлияли на что-то, то ли нет, но Англия с Францией были примерно на одинаковом уровне, да и Испания не слишком от них отставала. На вторых ролях были Голландия и Португалия. И совсем уж неожиданно – Венеция в роли колониальной державы. Пусть скорее формально, но какие-то символические клочки земли в обеих Америках у них были, были и в Африке, Азии… Словом, передел мира был не в пример интересней и сложней, чем в реальности попаданца.

Например, в английских колониях, расположенных в Северной Америке, только-только начало разгораться движение за независимость, хотя уж что-что, а эту дату он помнил – спасибо Голливуду. Да и разгораться она начала с изрядной помощью Франции[58] и даже Голландии – последние так и не простили отнятого Нью-Йорка[59] и потерянных позиций в Северной Америке.

В общем, всем было «весело», и Померанский надеялся, что «веселье» будет продолжаться и дальше, давая ему возможность создать сильное славянское государство. Надежды эти были не умозрительны, и время от времени он «подкидывал дровишек», организовывая то подметные письма, то убийства политических деятелей…

Предпринимались попытки втянуть в эту войну Грифича, благо что числился тот союзником Австрии. Но именно числился. Договор был из серии «благих намерений», когда много красивых слов ни к чему не обязывали.

– Барон, – обратился Рюген к австрийскому посланнику, – буду честен, я все-таки полководец, а не политик…

На лице барона Штолля явственно «прозвучал» скепсис – «маска» Померанского уже давала трещины. Тем не менее он изобразил заинтересованность и вежливо поклонился.

– Мой царственный брат[60] не слишком ко мне расположен.