Такой подход решал сразу несколько дел: ученые получали статус, и работать им становилось значительно проще, другие ученые видели – взлететь-то можно ого как высоко (!), и наконец – родня по линии жены обновляла кровь. Что ни говори, а высшее дворянство и в России приходилось друг другу родичами. Дела обстояли не настолько печально, как в Европе, но подстраховаться, по мнению Грифича, стоило.
Кант, помимо административной деятельности и «клепания» детишек (пятерых уже успел!), занимался научной работой. И вот тут он, что называется, «попал в струю». После принятия православия он не слишком интересовался религией, но вот после женитьбы почему-то «пошло», и великий ученый начал сплетать свои теории так, что философия в них сильно перекликалась к идеями православия, причем как раз «нестяжателей»… В подробности Грифич не вдавался, ибо отвлеченные теории понимал слабо. Но ясно было, что в этой Ветви Вселенной Кант будет известен (да собственно говоря, уже мировая слава!) не только как философ, но и как выдающийся богослов. А учитывая его аскетизм и высокую человеческую порядочность… То можно будет ожидать и причисления к лику святых. Особенно если возникнет политическая необходимость.
Глава восьмая
По возвращении домой Грифич «пробил» идею местных литературных газет – нерегулярных, само собой. Смысл был в том, чтобы каждая провинция или крупный город имели какой-то «рупор» для людей творческих. Нехай они там стихи пишут, воспоминания или исследования на исторические темы – в правильном ключе, ясное дело. Такие газеты он планировал не первый год, но все время что-то мешало или банально забывал за ворохом более важных дел.
Он понял, что сильно упустил возможности пропаганды. Не то чтобы совсем, но скажем так – занимался ей явно недостаточно, учитывая знания двадцать первого века. Даже с комиксами получилось, скорее, случайно, причем он был в позиции защищающегося, что не слишком-то хорошо. С той поры ситуация улучшилась, но не так чтобы очень – все-таки возможности у таких гигантов, как Англия, Франция, Испания или та же Австрия, были куда как серьезней просто из-за разницы масштабов. Вот и относился он к пропаганде как к способу защиты – дескать, «Большие братья» все равно переиграют. Такой вот пессимизм. А ведь можно если и не выиграть, то хотя бы свести вничью – просто потому, что у «Старших братьев» есть серьезные разногласия и лавировать между ними достаточно реально.
Заведовать газетами он поставил Франца – одного из своих секретарей. Выходец из семьи крещеных евреев, он отличался фантастической деловой хваткой, самурайской преданностью Рюгену, вытащившему его семью из серьезных неприятностей, и антисемитизмом[72]. Антисемитизм секретаря его мало волновал – по причине практически полного отсутствия «раздражителей» во владениях. Законы, запрещающие гетто и местечки (а также любые компактные поселения национальных меньшинств), сделали свое дело, и если евреи и селились в Померании-Поморье, то только светские, в большинстве крещеные и заметного влияния ни на что не оказывали.
Подбирать кандидатов на редакторские места следовало из числа славянофилов – предосторожность не лишняя. Понятно, что кандидаты должны были обладать не только правильными взглядами, но и приличным уровнем образования, социальной активности, пользоваться уважением в обществе. И наконец – обладать достаточным капиталом.
Газеты эти предполагалось выпускать на общественных началах, так как жалованья редакторам не предполагалось. Если спонсоров еще можно было найти… Ну там с налогами немного поиграть, с рекламой… То отсутствие жалованья было одним из ключевых факторов. Важно было показать обществу, что делом занимаются бескорыстные люди. Нужно с самого начала подать славянофильство как модную и правильную позицию, а правильность проще показывать при отсутствии денег. Нельзя платить за идею. По крайней мере – прямо.
Далее последовала проблема ополченцев, резервистов и милиционеров – требовалось составить из них нечто более упорядоченное. Работу поручил своему адъютанту – майору Гебхарту Блюхеру. Последний был сперва адъютантом Николича, а затем Грифич забрал Гебхарта себе, присматривался, очень уж человек оказался дельный[73].
Судьба у адъютанта была не самой простой: родился в Ростоке, в герцогстве Мекленбургском, затем судьба занесла в армию Швеции. Война с Фридрихом, попадание в плен и… полунасильственная вербовка[74] в прусскую армию, неплохая карьера там в сочетании с весьма серьезной репутацией… А затем отставка, как только это стало возможно. Потом он успел повоевать за Испанию в одной из колониальных войн, но сцепился на дуэли с каким-то грандом, сделав из последнего две половинки – рубились на саблях. Вернулся домой, а через какое-то время его и подобрал Алекс Николич, искавший толковых офицеров, где только можно.
Только услышав предложение Померанского, Блюхер сразу сказал:
– Активный резерв.
Видя приподнятую бровь сюзерена, поспешил пояснить: