Обычно властители относились к таким происшествиям значительно… мягче. Хотя бы потому, что ссориться с крупными державами не каждый себе мог позволить. Но тридцать тысяч отборных вояк только в Померании делали его позицию весьма серьезной. Еще более серьезной ее сделали вырезанные отряды, причем отряд французских драгун, «отличившийся» насилием и последующим уничтожением населения в одном из поселений, вырезали всего в паре верст от ставки французских войск, в самом сердце Пруссии.
Были дипломатические ноты и разгневанные посланники…
– Господа, – устало-равнодушно сказал Померанский стоявшим перед ним послам Пруссии и Франции, – скажу сразу: не прекратятся инциденты на моих землях, я прекращу держать нейтралитет. Вам ясно? Свободны!
Хамское поведение Рюгена было вынужденным: если Австрия с пониманием отнеслась к желанию Игоря беречь своих подданных… Да и откровенно говоря, проблем от них особых и не было – на территорию Померании австрийские отряды залетали всего несколько раз, спасаясь от преследований – и им было не до мародерства… А вот французы еще с прошлых времен привыкли, что здесь можно «гулять», не опасаясь последствий. Да и отношение к молодому государству было откровенно пренебрежительным. Достаточно сказать, что Франция так и не прислала коронационные ордена[78]. И ладно еще, не прислала властителю Померании, хотя и это дурной тон. Но, даже короновавшись королем Швеции, нормального признания от франков Померанский так и не получил.
Резкое поведение было не только из-за возможной потери лица – именно сейчас Франция это проглотит, поскольку связываться с достаточно сильными армиями Померании и Швеции, ведя полномасштабную войну с другими противниками… Это слишком глупо.
Дипломатия дипломатией, а основной проблемой стала холера. Огромными тиражами печатались и раздавались населению памятные листки и брошюрки с указаниями, как можно избежать болезни. Ничего сверхъестественного – мыть фрукты и овощи с мылом; употреблять вареную или жареную пищу и кипятить воду для питья; мыть руки с мылом… Мыло было не каждому по карману, так что вскоре населению стали раздавать щелочь, причем что характерно – ее пришлось разводить…
– Собрали статистику! – ворвался к отцу взъерошенный Богуслав. – И что ты думаешь? Эти идиоты – как раз из образованных… Точнее, полузнаек.
Идиотами сын величал (заслуженно) тех, кто советовал употреблять для мытья концентрированную щелочь, дескать – надежней. Нужно ли говорить, что на покрытые язвами части тела холера цеплялась куда охотней?
– Ну и что с ними предлагаешь делать?
– Да, – тут Богуслав скривился, как от лимона, – идиотов сложно подвести под какую-то статью.
– А и не надо подводить, – хладнокровно ответил Игорь, едко улыбаясь, – велю таким носить табличку с надписью «Дурак» в течение года.
Наказание было жесточайшим: такой удар по репутации означал потерю лица в худшем его варианте. Теперь бизнес… или вообще какая-то работа, кроме как грузчиком в порту, для «носителей» осложнялись на порядок.
Жизнь в Померании практически остановилась. Пусть купцы и фабриканты ворчали на него за серьезнейшие ограничения в передвижении и частично – в работе людей, но имперский князь стоял на своем. А чтобы ворчание предпринимателей не переходило за определенные рамки, снизил и даже убрал некоторые налоги на текущий год.
В Швецию зараза пробралась, но ничего толком и не сделала – достаточно прохладный климат в сочетании с немногочисленным, достаточно чистоплотным населением не дал ей зацепки. Мало зацепок было и в Померании, а вот присоединенное польское Поморье не слишком радовало.
Многочисленные беженцы от гнета польских панов стали еще более многочисленными от страха перед заразой. Санитарные кордоны не справлялись, и люди начали гибнуть уже массово. Герцог вынужден был отдать жестокий приказ – стрелять в беглецов. Откровенно говоря, решиться было трудно: перед глазами стояли те самые беженцы, среди которых было очень много семей с детьми. Но… куда деваться? Это ведь, по сути, смертники, превращенные в ходячее бактериологическое оружие. Беженцы ведь пробирались окольными тропами, ночевали в сырых оврагах и пили застоявшуюся воду из луж… Так что приказ был подписан.
– Стоять!
Метрах в двадцати от группы беженцев выросли фигуры егерей.
– Пане… – простонала пожилая женщина.
– Стоять! – Приказ был продублирован на польском, русском и немецком. – Карантин! Проход закрыт!
– Пане… детушки…
…И в сторону егерей пошли женщины, дети… а за ними и мужчины.
– Стоять! Стрелять буду!
– Ну, стреляй! – закричала пожилая предводительница. – Все едино помирать!
– Бах! Бах! Бах!
Беженцы не повернули назад, и егеря расстреляли всех…
– Франц, Ленц, Ярослав – контроль, – скомандовал сержант, – издали, болваны! На этом порох не экономят.
– Шайзе! – вырвалось у Ярослава. – Детей…
– Бац! – Парню прилетел крепкий подзатыльник от товарища. – Добавки надо?
– Нет, Франц, – мрачновато ответил тот, – наелся… Просто хреново…