Каверзные вопросы, или Пока склероз молодой

Врачи знают: если в постановке голоса есть хоть малейший изъян, при большой нагрузке обязательно будут болезни, а с возрастом голос потускнеет и сотрется. Как многие вокалисты дрожат над своим голосом! Шарф до глаз, на морозе не разговаривать, острое, пиво – ни-ни!.. А женщины!.. Лев Шимелов любит рассказывать, как певцу Большого на пляже в Доме актера в Сочи в августе говорят:

– Хочешь познакомиться вон с той красивой девушкой?

Певец испуганно:

– Вы что! У меня в феврале “Риголетто”!

Кобзон зимой ходит с непокрытой головой. А о том, сколько он может петь, ходят легенды.

Говорят, однажды на Камчатке он пел с утра до ночи, переезжая с одной площадки на другую. А ночью с музыкантами полетел на какой-то остров к летчикам. Там во время концерта к нему подошел администратор:

– Иосиф Давыдович, надо заканчивать, а то начинается прилив, и самолет не сможет взлететь.

Кобзон, обращаясь в зал:

– Говорят, что есть проблемы со взлетом, я бы с удовольствием пел…

Из зала:

– Мы взлетим.

Кобзон:

– Тогда концерт продолжается.

Назавтра гитарист упал на колени и заголосил:

– Иосиф Давыдович, отпустите! Я больше не выдержу!..

Одни педагоги по вокалу говорят, что надо петь ногами, другие – животом, третьи – спиной. Кобзон поет всем организмом. Поэтому поет легко, как говорит. Говорит, кстати, очень хорошо.

Музыкальность

Однажды в гастролях по Дальнему Востоку мы встретились с группой Кобзона. В разговоре с музыкантами спросили:

– Ребята, скажите, вот поездка тяжелая, много концертов, перелеты, переезды, недосыпы… Часто Кобзон чуть не дотянет, чуть сфальшивит?.. У всех бывает.

– У Кобзона не бывает никогда.

Чисто, ритмично – это азы. Музыкальность этого певца – не красиво спетые ноты или фразы, а умение спеть всю песню целиком, как будто мелодия, начавшись, обрывается только с концом песни. Ощущение такое, что у него внутри скрипка, точнее виолончель, которая всегда играет, только певец еще время от времени накладывает на эту мелодию нужные слова.

Мы ехали вместе в машине. Кобзон что-то рассказывал, его перебили, потом извинились. Он сказал:

– Ничего-ничего, меня перебить невозможно: я же внутренне пою.

Фраза эта стала крылатой. В театре “Шалом” все артисты ее повторяют.

Стиль

Сегодня многие певцы замечательно двигаются, танцуют. Это прекрасно. У Кобзона другой стиль. Он мог бы и прыгать и скакать, но это не его. Он стоит. И поет. Скупой жест, скупая мимика. Все сосредоточено на самой песне. Артист не показывает голос, не демонстрирует актерское мастерство, не выступает. Только поет. И поет так, как будто слушает эту песню вместе со зрительным залом. Со стороны. Такой стиль оказывается очень современным. И вчера, и сегодня, и завтра. Мы его слушаем и тоже “внутренне поем”. Каждый в эти минуты сливается с артистом и тоже чувствует себя Кобзоном. Может быть, в этом главный секрет успеха?

Стоп, стоп!.. Что-то тут не совсем так. Чего-то не хватает. Перечитал про стиль и понял, что эти слова скорее про прежнего Кобзона. А он за последние годы очень изменился. Стал еще лучше, еще глубже… Короче, пришло время прямо и определенно назвать главную причину успеха артиста Иосифа Кобзона…

Талант

В Центральном Доме Актера Вечер памяти Маргариты Александровны Эскиной. Она была любимым директором этого дома, поэтому зал переполнен знаменитыми актерами, режиссерами и другими деятелями театра. Желающих выступить много, некоторые говорят несколько слов или читают короткие стихи, кто-то поет одну песню… Выходит Кобзон. Его здесь любят. Он для драматических артистов свой, не “чистый вокалист”. Поет две песни. Не отпускают. Говорит:

– Тогда песня, имеющая отношение не к Маргарите Александровне, а ко всей нашей культуре. Беранже “Нищая”.

Песня длинная, шесть больших куплетов. Рядом со мной сидит очаровательная Юлия Рутберг, она мне тихо:

– Я тоже люблю Кобзона, но чувство меры…

Я тоже тихо:

– У него свое. И песня такая.

Кобзон допел, зал и не думает с ним расставаться.

– Что вам спеть?

Какой-то зритель:

– “Май вэй”.

Кобзон говорит:

– Хорошо.

И поет. И тут начинается что-то непонятное. Все понимают, что он поет об этих, сидящих в зале, людях. Об их жизни и бедах. Не дали роль, а я бы мог… Теперь время ушло. И звания ждал столько лет… Но это мой путь!.. Квартира, путевки – все не мне… Но это мой путь! Обиды, сплетни… Сколько раз режиссер меня “не видел”… Но это мой путь! И я с него не сверну!

Зал встал. Слезы у многих в глазах. Мы орем (именно). И моя любимая Юля тоже. Я ее после этого еще больше люблю.

А ведь Кобзон “просто” пел. В чем же тут секрет?

Ответ на этот вопрос в другой истории, которую я должен рассказать.

Скандал в Манеже на Выставке современного искусства. Помните, когда Хрущев кричал у картин Фалька: “Пидарасы! Лица не бывают голубые!”.

Скандал напугал всех работников искусств, кроме, разумеется, советских консерваторов.

И на этом фоне в ЦДРИ большой творческий вечер Сергея Михалкова.