Каверзные вопросы, или Пока склероз молодой

Я раздал тексты артистам, все выучили, а Кобзону некогда. Он организует все удобства для гостей, лично проверяет, чтобы у каждого в артистической были кофе, чай, вода, бутерброды и т. п. Все за свой счет. Настает день премьеры. Я в панике. Кобзон зовет меня в артистическую, начинает переодеваться и говорит:

– Прочитай мне, пожалуйста, конферанс.

Я прочитал. Он гримируется.

– Еще раз.

Я прочитал еще раз.

Кобзон провел концерт спокойно, весело, точно по тексту. Ничего не забыл и еще добавил от себя.

Сам он пел в конце программы. Все участники подходили поближе к сцене и слушали его.

Лили Иванова сказала:

– Не думай, что мы приехали из-за денег. Мы все любим его.

На фестивале в Лиссабоне в номере у Кобзона собрались артисты, а он задержался в штабе. Я успел предупредить:

– Ребята, все, что буду говорить Кобзону, все от “фонаря”.

Он входит. Я говорю:

– Иосиф, я забыл тебе сказать, в Москве встретил секретаршу Председателя Совета Министров Удмуртии Зину, она тебе привет от своего начальства передавала.

– Какую Зину? Ее зовут Света.

– Я не ручаюсь, но телефон помню, он простой: 3–33–37.

– Ничего подобного. Телефон 6–17–48. Сейчас проверю.

Лезет в чемодан, открывает записную книжку:

– Вот, точно.

Скорее всего, Кобзон не умеет пользоваться компьютером. Да ему это и не нужно при такой голове. Этот компьютер всегда при нем.

Благотворительность

Какое красивое русское слово! Особенно, если произнести его медленно. И хотя понятие “благотворительность” дали миру евреи, для Кобзона оно не имеет никаких национальных ограничений. Жена Неля уже плачет от количества звонков и просьб. А просят, потому что знают: Иосиф Давыдович старается не отказывать.

По религиозной традиции благотворительность в высшем своем проявлении должна совершаться без рекламной шумихи, тихо и скромно. В этом смысле Кобзон – глубоко верующий человек. Никто не знает, сколько домов сирот он опекает, скольким людям он помогает в нужде, болезни и старости, сколько тратит на строительство аптек с доступными ценами. Буквально в каждом городе есть люди, благодарные ему за жилье, или работу, за телефон, или устройство ребенка в детский сад, место в больнице, редкое лекарство… Сколько таких людей? Тысячи, может больше. Мы не знаем, он никогда об этом не расскажет, и до нас доходят только случайные крупицы этой его работы.

Роман Иванович Романов, известный конферансье, встречает меня во дворе:

– Алик, поздравь меня: скоро выходит моя вторая книжка!

– А деньги на книжку у пенсионера откуда?

– Кобзон дал. И первую книжку тоже он оплатил.

Старейший администратор эстрады Тамара Герзон последние годы жила в бедности и одиночестве.

Однажды звонок в дверь. Вносят новый холодильник, телевизор и большой набор продуктов. Откуда? Молчание. Потом вычислили – от Кобзона.

Бесчисленное количество шефских концертов, походы по кабинетам районных и городских властей, в министерства и ведомства, звонки и письма, ходатайства и просьбы – все это было и до того, как Кобзон стал депутатом Госдумы. Он давно был народным депутатом, просто выборы с рекордным результатом узаконили его статус.

В Думе он независимый депутат. Независимый ни от кого. Кроме своих избирателей и своей совести.

Профессионализм

Мне нравится такое определение профессионализма: профессионализм – это умение посадить себя в зрительный зал.

Кобзон всегда поет для конкретных зрителей, тех, которые сегодня сидят в зале. Поет про них, про их жизнь, беды и радости. Вот почему он пел про родной завод, про космос и БАМ. Ведь все это было частью нашей жизни.

Если Иосиф Кобзон обещал, он будет петь. Даже если болен. Шефские концерты тоже не отменяются. Однажды при радикулите пел сидя в кресле. Песня и публика его лечат.

И заметьте, всегда поет “живьем”, не “под фанеру”, без фонограммы, в последние годы с пианистом Алексеем Евсюковым или Левоном Оганезовым.

На телевидении снимается песня “Хава-Нагила”. Зная, что в “Шаломе” есть такой танец, Кобзон пригласил наших артистов. Но у нас чуть другой ритмический рисунок, поэтому на репетиции Кобзон пять раз в полный голос спел всю песню, чтобы танцоры могли приспособиться. Можно было и не петь – Оганезов сыграл бы несколько раз и все. Но это, если не думать о коллегах и телезрителях.

А брюки? Мало кто даже из артистов знает, что надев концертные брюки, Кобзон уже в них не садится. Чтобы даже немнущаяся ткань не помялась. Нисколько. Так лучше. Так уважительней к себе, к своей профессии и к людям, которые в зале.

Ташкент. Концерт в госпитале для раненых в Афганистане. В зале легко раненые и выздоравливающие. Мы выступили. Потом пошли в палаты тяжело раненых. Молодые ребята, искалеченные навсегда. Невозможно ни описать, ни смотреть. Даже мы, врачи по образованию, прошедшие шесть лет больниц и моргов, не могли этого выдержать. Одна певица хотела спеть раненому, но слезы душат, голос не идет.

Кобзон подошел к раненому:

– Сынок, что тебе спеть?