Кавказская пленница

— Так, значит, я в гареме. А кто же тогда султан? Тут джигит, моргнув глазом абреку, встал и вышел на середину комнаты. Абрек быстро что-то переключил в му­зыкальном комбайне, и зазвучала веселая музыка, под которую джигит, лихо отплясывая, запел:

— Если б я был султан, я б имел трех жен

 И тройной красотой был бы окружен.

 Но с другой стороны, при таких делах

 Столько бед и забот. Ах, спаси Аллах!

Остальные, присоединившись, стали подпевать:

— Не очень плохо иметь три жены,

 Но очень плохо с другой стороны.

Разрешит мне жена каждая по сто.

Итого, триста грамм — это кое-что.

Три жены — красота, что ни говори.

Но с другой стороны, тещи тоже три.

Не очень плохо иметь три жены,

Но очень плохо с другой стороны.

Как быть нам султанам? Ясность тут нужна.

Сколько жен в самый раз — три или одна?

На вопрос на такой есть ответ простой:

Если б я был султан, был бы холостой.

Песня всех развеселила, и к танцу джигита присоеди­нился гигант, до этого неприступной скалой стоявший у двери. Он выплясывал чарльстон, а потом, опомнившись, начал изображать что-то похожее на лезгинку.

Затем к ним присоединился абрек, и все трое, танцуя, приблизились к Нине, приглашая ее присоединиться.

Нина дожевывала сочный персик и, выбравшись из-за стола, тоже пустилась в пляс.

Теперь они уже вчетвером во все горло орали легко запоминающийся припев песни:

— Не плохо очень совсем без жены,

 Гораздо хуже с другой стороны.

 Не плохо очень совсем без жены,

 Гораздо лучше с любой стороны.

Аджебраил все это время с напряжением наблюдал за происходящим в потайной глазок. Зная ее характер, он опасался, что вся операция пойдет насмарку, если она заупрямится. Поэтому когда он увидел, как она танцует в компании с кунаками, у него отлегло от души.

— Это прямо праздник какой-то! Сегодня все у меня получается!

И на радостях он налил себе стакан вина. Но прежде чем пить, решил позвонить и похвастаться жениху.

Саахов сразу взял трубку. Он также волновался и ждал этого звонка.

— Ну что там! — нетерпеливо спросил он.

— Все в порядке! — отрапортовал Аджебраил.

— Что именно в порядке? Ты можешь по-человечески объяснить? — нервничал жених.

— Она покушала и сейчас танцует с кунаками.

— Танцует с кунаками? Ты смотри там, чтобы они не очень! — заревновал Саахов.— Все-таки это моя будущая жена.

— Да ничего такого. У них что-то вроде хоро­вода.

— А, ну ладно. А вот что она угощение приняла ~ действительно хорошая новость. Если пойманный зверек берет корм из рук ловца — это значит, что он приручен.

— Это верно. Когда вас ждать?

— Скоро приеду. Я думаю, тянуть с этим делом не стоит.

— Да, нужно ловить момент, пока у нее хорошее на­строение. Я-то свою племянницу знаю.

Они повесили трубки.

Аджебраил сразу потянулся за стаканом вина, но его рука на полпути столкнулась с прозрачной преградой. Тут он понял, что тычет рукой в огромное зеркало, стоящее на столе, и пытается достать отражение стакана. Это его еще больше развеселило. Чокнувшись со своим отражением в зеркале, он залпом выпил весь стакан.

А за дверью в комнате вовсю веселились.

Бывалый нашел красивую шелковую шаль и накинул ее на плечи Нине. Та стала кружиться с этой шалью в ру­ках так, что у всех зарябило в глазах. Затем, улучив удоб­ный момент, она оставила развернутую шаль в широко расставленных руках Труса и под ее прикрытием высколь­знула в открытую дверь. Она сразу же захлопнула ее и закрыла торчащим снаружи ключом.

Но, повернувшись к выходу, она нос к носу столкнулась со своим родным дядей. Аджебраил стоял, уперев руки в бока, и смотрел на племянницу взглядом разъяренного быка.

В то мгновение, когда Нина появилась из-за двери и стала ее закрывать, он сразу понял, что ее веселье было всего только уловкой. Она разыграла их всех и пыталась бежать. Это говорило о том, что у него появились большие проблемы.

Вид разъяренного дяди поверг Нину в полное изумле­ние. Кого-кого, а его здесь увидеть она никак не ожидала. В ее представлении он всегда был поборником высокой нравственности, благоразумия и целомудрия.

И вдруг он — пособник каких-то гангстеров.

Она слышала истории, что в том или ином районе иногда продают невест, но верила в это с трудом. И уж никак не думала, что сама когда-нибудь станет товаром, а дядя, по всей видимости,— продавцом.

Все эти мысли, как вспышка молнии, пронеслись у нее в голове.

Одно мгновение они смотрели друг на друга молча.

Потом Нина, сжав зубы, сказала:

— Ах, так! Ну, хорошо! Я объявляю голодовку...

— Послушай, Нина...— попробовал оправдаться Ад-жебраил.

Но племянница не хотела ничего слышать.

— ...И теперь, кроме прокурора, сюда,— и она отрица­тельно помахала пальцем у самого дядиного бананообраз-ного носа,— никто не войдет!

В это мгновение в дверь со стороны комнаты посыпа­лись страшные удары. Кунаки, обнаружив пропажу неве­сты, стали обвинять в этом Труса, потому что он танцевал с ней последний, и у него в руках осталась шаль.

Втроем они бросились к запертой двери и стали ломить­ся в нее, но та не поддавалась.

— Нужен какой-нибудь тупой тяжелый предмет,— ска­зал Бывалый.

И они с Балбесом посмотрели на Труса. Тот весь сжался.

— Но почему я?