Кавказская война Российской Империи

Завоевание Кавказа составляет такое же решительное событие в русско-азиатском вопросе, каким было в свое время завоевание Казани и Астрахани. Вся русская история есть преимущественно один бесконечный азиатский вопрос, с того давнего времени, когда первые славянские общины стали подаваться на восток, оттесняя или перерабатывая в своих недрах азиатские племена. Европа кончалась прежде Вислой и устьем Дуная; русские славяне раздвинули ее далеко на восток и продолжают раздвигать, в силу того же исторического стремления, которое сказалось прежде на Киеве, потом на Муроме, потом на Казани и Сибири, теперь сказывается на Араксе, на Сырдарье и на Амуре. Европейская порода, ставши человечеством по преимуществу, неудержимо раздвигается по земному шару – с запада через моря, с востока через степи и горы. Насколько судьбы Америки, Африки и Океании подчинены постепенным ходом истории западноевропейскому племени, настолько же, вследствие распределения по земле человеческих пород, современная история Азии связана с судьбой племени восточного. Если европейцы могут удобно протянуть руку к оконечностям этого материка, то мы тяготеем на центры его всею массой своего огромного и постоянно растущего тела. С одной стороны, завоевание основано только на военной силе, с другой происходит постоянное поглощение в себя. В прошлом столетии русский народ дорос до рубежей, казавшихся тогда естественными – до подошвы Кавказа и берега Урала, – однако ж не остановился на них. Если бы мы были предупреждены на кавказском перешейке другими европейцами, влияние которых необходимо и немедленно простерлось бы на закаспийскую Азию, то Урал и Кубань с Тереком стали бы нашими вечными пределами; русский народ ограничился бы на всемирной сцене и во всемирной истории ролью замкнутой со всех сторон Германии, население которой постоянно растет только в пользу других национальностей, ежегодно отдавая их колониям свой избыток. Но совершился противоположный факт, и теперь едва ли найдется такой систематик, который указал бы нашему племени новые пределы «их же не прейдеши», тем более что их нет на карте. Естественные рубежи, если в них выражается только географическая сила, могут задержать разрастание великого народа, но не остановить его; рост племени останавливается окончательно только при столкновении с другим действительно живым племенем, с самобытною народною личностью. Где у нас такие соседи на азиатском рубеже? Живая личность есть выражение силы, постоянно действующей в народе, а не окаменевший отпечаток жизни, когда-то работавшей, но давно иссякшей; не лицо мумии, как бы она ни была хорошо сохранена. Слабая жизнь может вспыхнуть снова, грубая жизнь может переродиться; но для этого все-таки нужно, чтобы была какая-нибудь жизнь. Нынешние азиатские народы составляют ли в какой-нибудь мере живые организмы или превратились в настоящие окаменелости, которые рассыпаются понемногу в неорганический материал? В этом состоит весь азиатский вопрос. Для живых сил мертвый народ все равно что необитаемая земля; он не может составить вековой исторической границы.

Что касается до меня лично, я твердо убежден, по очевидной наглядности, что в нынешних мусульманских народах Азии нет больше никакого живого источника общественной силы, что они живут буквально как механическое собрание единиц, ничем между собою не связанных. Я знаю нескольких людей, долго пробывших в Азии, которые вынесли оттуда иное мнение о туземцах и даже пристрастились к окружающему их быту. Видя вокруг себя живых людей, с такими же страстями, как все, они не заметили мертвенности общества (покойный Сенковский отлично обрисовал таких обращенных европейцев по отношению к Китаю). Впрочем, ни один наблюдательный человек не впал в эту ошибку. Общий голос всех сколько-нибудь зорких наблюдателей говорит об азиатцах одно и то же. Мусульманские народы пришли к своему нынешнему растлению в течение веков, шаг за шагом; но глубина этого растления обнаружилась внезапно в текущем столетии, как только они стали в постоянное соприкосновение с Европой: так труп сохраняется века в могиле, пока не подует на него струей свежего воздуха. В наше время они действительно рассыпаются пылью.