Кавказские Дни. Парижские Дни.

Отто выглядел неважно. Он похудел, стал более меланхоличен. Лицо его отображало всю душевную печаль. А мне он стал еще симпатичнее. Я видела, что Отто не только пылко любит Гюльнар, но и уважает ее. Он действительно желал ей добра и счастья. До сих пор Гюльнар не встречала такого благородного человека. Отто доказывал это на деле: во время последнего приезда в Париж он положил на счет в банке большую сумму для Гюльнар. Отто заботился о ее будущем, чувствуя приближение старости. Он понимал, что всякое может случиться в жизни, старался скрывать свое уныние. В моих глазах Отто вырос безмерно, став образцом добродетели и благородства.

Чем же я была занята тем временем? Да ничем особенным. По-прежнему продолжались холодные встречи с Гран-до и работа в доме мод на площади Вандом. Здесь меня больше не считали простофилей - ведь, как и у всех, у меня теперь есть друг.

- Наконец-то! Вот ты и поумнела, - воскликнула Мари, узнав эту радостную новость.

Сама она очень часто меняла любовников. Мужчины ей осточертели! В любовных делах Мари была мастером такого высокого класса, что ни один писатель-фантазер не смог бы сравниться с ней. Такие способности в более полезных делах принесли бы ей большие успехи

Хорошо владея словом, она так красочно описывала все тонкости секса! Желая рассердить «мадам», Мари часто заводила такие разговоры.

- Прекратите! - выходила из себя «мадам». - Мне омерзительны ваши разговоры. Я пожалуюсь на вас хозяину!

- Ах-ах, скажите пожалуйста! Не нравится - выйди проветрись. Раньше и сама ежедневно меняла мужчин, а теперь строит из себя непорочную.

- У меня было всего восемнадцать мужчин, - сдержанно отвечает «мадам». Как видно, она любила порядок не только в делах. Даже вела счет своим любовникам.

- Ладно, - спросила у нее Мари, - о чем же нам говорить? Об английском текстиле или садоводстве? Иногда, благодаря мужчинам, мы получаем удовольствие от текстиля и цветов, но это не тема для разговоров. Лучше ты, детка, расскажи, каков твой доктор в постели.

Не уподобляясь псевдо-целомудренной «мадам», я достаточно вольно рассказала о «достоинствах» Грандо, об однообразии наших встреч, о желании прекратить их, о своей холодности и суровости.

- С мужчинами надо быть ласковой, - увещевала «мадам». - Это главная обязанность каждой женщины.

Мари рассмеялась. И Люси стала смеяться. А я замолкла. «Мадам», подавив гнев, больше ничего не сказала. Вообще, если не считать болтовню Мари, приносящую некоторое веселье, разговоры здесь были однообразными.

Я уже привыкла к Грандо и ездила в Орлеан одна. В субботу вечером садилась в поезд и отправлялась в Орлеан. На вокзале меня встречал Грандо или его водитель. Водитель был одновременно и садовников, и служащим Грандо. Звали его Жак. Но меня охватывала скука, как только мы приезжали в дом Люсьена на тихой улице. В прихожей стоял запах мебельного лака, в комнате - ароматической бумаги, которую Грандо жег в мою честь. Здесь было тихо, как на кладбище. Я едва держалась, чтоб не уснуть. Все время клонило ко сну. Иногда хотелось вот тут, рядом с Грандо, без волнений и проблем провести остаток жизни.

Спать, не суетиться, не тревожиться ни о чем, дремать всю жизнь. В такие юные годы я уже ощущала усталость и страх перед жизнью. А что мне ждать от будущего? Рядом с роскошной Гюльнар я была похожа на угасшую звезду. Разве плохо прожить оставшиеся годы в этом тихом местечке, в комнате, пахнущей дымом, слыша звон колоколов близлежащей церквушки? Я не была еще в этом храме, где собиралась христианская паства. Ведь в отличие от христиан, всегда считала Иисуса пророком.

До сих пор я не говорила о нашем с Гюльнар отношении к религии. По-моему, Гюльнар никогда не проявляла серьезного интереса к понятию «Бог». Она так была увлечена сиюминутными радостями, частыми переменами, очарованными ею мужчинами, что не имела свободного времени на общение с неопределенным, мифическим «объектом». Собственно, и моя религиозность была туманной. Она провалялась лишь в маленьком Коране, который всегда носила с собой. Скорее, это был мой талисман; посредством него надеялась воплотить в жизнь свои мечты. Других заслуг перед верой у меня, по сути, и не было. Но как же надеяться на Бога, с которым меня ничего не связывало?.. Ничего общего у меня не было и с Пророком, рожденным в Аравии. Почему он предписывал женщинам носить чадру? Говорят, его слова неверно толковались. Может быть. Тем не менее, гаршаб носили, а я благодарна Аллаху, что он избавил меня от этого мрачного покрывала.