Кавказские новеллы

Однако мой паспорт неожиданно для меня сделан в срок, мне достался последний билет на поезд, хорваты в консульстве – сама любезность, виза за полчаса, с улыбкой, потому что еду праздновать с друзьями католическое Рождество.

Что-то изменилось в нашей жизни или это кажущаяся эволюция нашего строя без определения и названия?

Но теперь можно медленно продвигаться вперед, чтобы за окном мелькали города и страны, как в детстве, когда ехала с родителями. Я хотела видеть старинный Львов, я хотела медленно продвигаться по своей прежней великой и могучей стране, стране воспоминаний.

Но венгры в тот год опять начали бастовать, прерывая международное сообщение, все поезда неделями простаивали на границе. Пришлось сдать билет и лететь самолетом.

Через два с лишним часа в загребском аэропорту я обнимала массагет-скую царевну и Лару, знакомилась со Штефаном, шла к их новому автомобилю, рассматривала горы, «викенды» на вершинах гор и в узких расщелинах, эстакады и тоннели новой дороги в Словению, аншлаги с портретом неизвестного неандертальца, обнаруженного у них под Крапино в пятидесятых годах прошлого столетия.

Мы мчались на север, в глубокие горы, куда Бог воткнул этот самый Цветлин точкой, которой нет на карте.

Автомобиль Штефана летел по Старой «autoсeste», тем не менее, совершенно гладкой, без привычных российских колдобин.

Кредит, силки и чашка кофе

Когда Лара вернулась из Москвы, она не стала делать пустых признаний благородству Штефана, а быстро устроилась в «Boxmark», фирму пошива чехлов для немецкого завода автомобилей. На работу, которая требовала большого мужества и сил – вставать в три пятнадцать ночи, всю смену строчить кожу, не разгибаясь, дважды по десять минут перекур, в любой момент могут без всякой причины выкинуть, чтобы набрать новых работников, за что основная фирма приплачивает.

И сразу же кинулась с головой в омут – взяла в банке кредит. Самое интересное, что заинтригованный клерк уже приехал к ним в дом с 30 тысячами кунов в барсетке, а потом, глядя в её самый настоящий российский паспорт, да еще без всякого намека на страну Хорватию, стал звонить шефу – можно ли давать хорватский кредит чужой гражданке?

Шеф ответил, можно, раз чёрт уже принес его в такую дыру, из которой и с деньгами не выберешься.

Тот вручил их Ларе, она купила Штефану «Peugеot». На этом красивая истории с кредитом закончилась, и началось суровое сосуществование с «Загребачкабанка», его итальянским филиалом.

Вначале аннулировали кредитную карту, и всякий раз с начала месяца, хотя Лара получала зарплату в середине, банк присылал ей угрозы в роскошных конвертах, и всё чаще угрозы судом, причем, всё это за счет Лары. Зарплату свою она больше никогда не видела.

Зато на автомобиле Штефан мог вывозить её в полицию, для которой у Лары всегда не хватало какой-либо одной бумаги, встречал с работы, и поначалу со всеми своими «мастер» и «маэстро-картами» они заезжали в супермаркеты, но потом все реже и реже.

К моему приезду взаимоотношения с банком достигли высшей фазы враждебности. Мои друзья сидели «в минусах», без кофе и бензина, а со мной уже перешли целиком на содержание цветлинского милосердия, после того, как мы слегка попировали на привезенные мною доллары. Доллар у них, в отличие от моей страны, уже совсем не котировался – только евро и собственная валюта в виде куны, которая взбита непомерно высоко, как яичный белок в бизэ.

Если вначале мы повсюду заходили в бары и за чашкой кофе любовались каминами, рождественской и новогодней иллюминацией, то теперь они оба получали мешки конвертов и сверялись, у кого «минус» меньше для погашения, выстраивая хитроумные комбинации, как перебить эти кредиты новым, если уже аннулированы даже все банковские карты – и «мастер», и «маэстро».

Лара часто медитировала, чтобы выиграть в лотерею семь миллионов кунов, и навсегда разделаться с «Загребачкабанком», который уже грозил ей и во сне по ночам, но на лотерейный билет денег не было.

Штефана цветлинцы снова стали вытаскивать каждый вечер играть в «belot» – истинно хорватская игра в карты, откуда он приносил что-либо съедобное.

Приносили в дар, кто что мог: солонину, грибы, вино. Брат гробовщика приволок на спине огромный мешок картошки, мы нажарили её с хрустящей корочкой, и массагетская царевна сыто отвалилась от стола, поглаживая свой животик.

Когда мы шли по улице, открывались стеклянные двери, и малышку угощали яблоками и апельсинами. По понедельникам нам часто дарили кофе в золотистом килограммовом пакете, когда работавшие в Австрии цветлинцы приезжали домой на выходные.

Штефану каждый отдал для дела свой лес, и он повсюду расставил капканы на зайцев, а потом регулярно ходил проверять их и докладывал нам о положении дел в лесу: в эти капканы попадал то дикий кабан мордой, разрывая рабочий инвентарь, то серна ножкой, тоже не оставляя ни ножки, ни капкана.

И мы расстраивались то за пораненную ногу серны, да и за морду кабана – даже представить неприятно, не то, что испытать.

И зайцев было жаль, но они-то как раз и не попадались.