Кавказский рубеж. На границе с Тьмутараканью

И вот к этим-то людям Ольга, «Елена, королева ругов», отправила послов (хорошо хоть, опять сама не поехала — чему-то, видно, научили унижения в Константинополе) с просьбой о том, чтоб её стране предоставили «учителей в христианской вере». По тем временам это означало признание себя вассалом, духовной дочерью того, кого просишь, а своей страны, соответственно — провинцией его державы. На приглашение Ольги-Елены, естественно, с восторгом откликнулись — вот так, за здорово живёшь получить под руку державу, территорией чуть не вдвое превосходящую твою собственную, — кто ж откажется! Восторга не испытывал разве что некий Адальберт Трирский, которого отрядили — не в одиночку, понятно, — наводить на землях язычников-русов христианский новый порядок. Репутация свирепых и упорных в идолопоклонстве варваров внушала, очевидно, германцу серьёзные сомнения в собственных завоева… прошу прощения, проповеднических способностях.

Бедняга Адальберт оказался провидцем — к счастью для Руси. Если бы его «миссия» увенчалась успехом… я даже не знаю, какой из вариантов развития событий в таком случае счесть наиболее возможным и какой — худшим. Основных вырисовывается два — в первом события разворачиваются, как в Поморье Варяжском, попавшем под тяжёлую руку преемников Оттона. Где-нибудь через полтысячи лет в Минске, Киеве, Новгороде говорят в основном по-немецки, под Грюнвальд приходят вместо русских витязей из Витебска и Смоленска рыцари из Витбурга и Смольнштадта — естественно под чёрно-белые знамёна Ордена, — а в ХХ веке славянское прошлое Восточной Европы лишь угадывается в названиях рек и городов — как сегодня мы узнаём Дроздяны в Дрездене, Бранибор в Бранденоурге, Липецк в Лейпциге, и только в полесской глуши, Карпатских горах да на берегах Белого моря ютятся крохотные анклавы дреговичей, дулебов и словен ильменских — как в нашей реальности в Германии живут несколько общинок лужицких сорбов, жалкие остатки великого, богатого и славного мира славянских варягов. Во втором варианте рахдониты из немецких обозов вскорости распахивают ночью ворота Киева кованой коннице единоверцев из Итиля и Саркела. Русские города постигает участь Семикаракорского и Правобережного Цимлянского городищ — «А всю добычу городов тех и скот разграбили сыны Израилевы себе; людей же всех истребили мечом, так что истребили всех их, не оставили не одной души» (Ис. Н., 17:14). Цены на славянских рабов на мировом рынке падают на порядок. Руси в обоих случаях больше нет. А Хазария, разбогатев на грабеже побеждённых, протянет ещё века три, стравливая по-прежнему окрестные племена, — пока не хлынут с востока монгольские полчища потомков Чингисхана.

К счастью, этого не произошло, благодаря чему я имею возможность писать эту книгу на русском языке, русской кириллицей, а Вы, читатель, — читать её. Наших с Вами предков не сгноили в замковом подземелье, не заставили отречься от имени и языка пращуров, не зарубили в пылающем Киеве наёмники каган-бека, не продали с табличкой «sclave» на груди в Кордове, Венеции, Каире или Багдаде.

Это произошло благодаря подросшему уже Святославу, сыну Игоря. Юный князь стал достаточно взрослым, чтоб почтительно отстранить неразумную матушку от власти, воспрепятствовав ей и далее позорить и себя Русь. Явившегося в Киев с отрядами хорошо вооружённых «богословов» Адальберта, собравшегося принимать в «духовное окормление» державу Сынов Сокола, встретили столь горячо, что бедолага, уже заранее рукоположенный в епископы Руси, едва унёс ноги от своей несостоявшейся «паствы». «И многие из его спутников погибли», — горько жалуются на вероломство русов «Хроники продолжателя Регинона». А младший современник Адальберта, Ольги и Святослава, Титмар Мезербургский, словно бы предвидя, что поклонники равноапостольной княгини припишут её пресловутой «мудрости» изгнание крестоносной банды Адальберта из Киева, уточняет, что изгнали неудачливого «епископа» язычники. Имеющий уши да слышит. И очень жаль, что пока только украинцы, к их чести, возвели памятник Святославу Храброму, ибо этому его первому подвигу обязаны фактом своего существования не только они, но все славяне Восточной Европы.