– Вахи едут! – заорал кто-то. – Много! Джамаат собирай!
И все ломанулись на выход…
Аслан пришел в себя в окопе, наскоро выкопанном экскаватором совсем недавно (экскаватор продолжал копать неподалеку, весело рыча). Рядом занимали позиции, матерились, вскрывали цинки, и кто-то гортанно орал.
– По команде стрелять! Только по команде!
Орал по-русски, потому что русский был единственным языком в республике, который гарантированно понимали все народности. Когда война – тут не до национально-культурных особенностей.
Магомед опять был рядом, как и все его люди, они обкладывали позицию пулемета кирпичами и камнями, а Магомед копал лопатой, чтобы было удобно. Пулемет был саульский – «НСВ», крупнокалиберный, с оптическим прицелом, такие раньше и у федералов-то были в редкость – а теперь много таких стало. Закончив копать, Магомед с хеканьем воткнул лопату в каменистое дно окопа, заправил ленту и дернул за трос, взводя пулемет. Подвигал им, на треноге, примеряясь к позиции. Не отвлекаясь, приказал:
– Газик, работаешь из «ПК», я начну, только если бэтээры пойдут. Остальные работают за Газиком. Аллаху Акбар!
Солнце садилось за спиной в горы, и было как-то весело-весело. Сушью пахла земля, и о смерти совсем никто не думал…
Никаких вахов не было. Это была большая колонна беженцев, уходящая в горы от занявших Махачкалу ваххабитов…
Часть вторая. Магомед
Терпи, о моя душа!
Терпи, о моя душа!
Терпи, о моя душа…
Ведь с нами Аллах!
Аль акса зовет,
Аль акса зовет,
Аль акса зовет..
Терпи, о душа, ибо путь
Терпи, о душа, ибо путь
Терпи, о душа, ибо путь
Среди огня и крови…
Москва, Россия. 11 мая 2017 года
– Салам, брат…
– Салам…
– Че, пойдем, потрясемся сегодня?
Москва – огромный, равнодушный и чужой город. Но даже тут можно встретить единомышленника, единоверца. Того, с кем ты говоришь на одном языке.
Брата…
Москва – это город, полный соблазнов, но вместе с тем и опасностей. Соблазны – это доступные девицы, скоростные машины и в общем и целом – деньги. Которых в Москве хоть ж… ешь. Совсем не как в Махачкале. А опасности – это МВД и ФСБ, в отличие от местных – совершенно чужие и с которыми не договоришься. Ну и местные. Русские слабые, они слабее даже дагестанских русских, которые живут в прибрежных городах и которых не так мало. Но бывают случаи, когда палку перегибают – и тогда русские восстают, а власть принимает меры. Причем в этом случае власти плевать, виновен ты, не виновен. Нужна демонстративная расправа – и она состоится. Ну или… в горы.
Наконец, Москва это убежище. Для тех, кто больше не хочет жить в Дагестане и помнить, кто чей родственник, кто из какого клана – и тому подобные детали, без которых жизнь в дагестанском обществе просто немыслима. В Москве всем всё равно, кто ты, кто у тебя родственники. В Москву едут обесчещенные на родине девицы, которым найти нормального мужа уже не светит. В Москву перебираются потерявшие авторитет парни. В Москву перебираются бизнесмены, которым надоело платить, помимо налогов, еще и откат властям и закят «лесной налоговой». Наконец, в Москву перебираются те, кому не находится места в этой прикаспийской республике с быстро растущим населением, – и Москва принимает всех. Может, поэтому она стала крупнейшим городом Европы, обогнав даже Стамбул…[41]
– Не… не хочу.
– А че так?
– Нездоровится. Съел чего-то.
– Вах, брат, мясо надо есть. Мясо…
– Да ем я мясо…
Так, Магомеда признали бы лехом… то есть лохом, некультурным селянином и вообще человеком, с которым не стоит иметь никаких дел. Если бы не размеры – Магомед имел рост сто девяносто пять сантиметров, как и многие – ходил в качалку, занимался спортом, и в махаче мог выстегнуть кого угодно…
– Ладно, брат, не теряйся…