Кавказушка

– Ну-у… Чего-чего, а рук у нас кругом нехват. Возьми санбат – прорыв. Доктор с медсестрой нянчат на носилках раненых… Некому за ранеными смотреть… Возьми кухню – опять прорыв. А кухня штука повышенного внимания. Будешь лучше кормить, быстрей поднимутся раненые. Сильней будем трясти фашистскую гаду… На кухне тебе привычней. Сосватаю-ка я тебя генерал-повару Заварову…

Картинка выскочила занимательная.

Жения не знала русского. Заваров ни слова не знал по-грузински. Как же работать вместе?

Загоревала Жения, затосковал Заваров.

Помощнице, конечно, он рад.

Да по-каковски толковать с ней?

– Я вот тоже про то же, – вздохнул Заваров. – В рай подняться – лестница коротковата… Что ж мы, вот так и будем, Генацвалечка, сидеть друг против дружки немыми чурками с глазками? А я считаю, учение спины не горбит. Поучись, сударушка…

И наладился Заваров натаскивать Жению.

Схватил ведро. Затряс над головой:

– Ведро! Ведро-о!.. Повторя-яй! Ве-едро-о-о!..

Осердилась Жения. И чего мужик блажит?

Заваров подпустил ласки в голос:

– Ты, Генацвалечка, не отквашивай губочки по пустякам, не мокни, как говорил у меня дед, малой водой. А подучись, милоха, сперва… Так мы на чём? На ведре остановились?

Податливая Жения весело махнула рукой и несмело, конфузливо по слогам потянула следом за Заваровым.

Раз двадцать прогремел Заваров про то ведро. А на двадцать первом уже и Жения твёрдо отрезала: "Ведро!" – и отдохнула…

Потом тыкал он в ближние предметы, по нескольку раз называл каждый. И Жения добросовестно повторяла за ним.

На кухне уже ничего не осталось, что бы они не прошли.

Заваров мельком стрельнул на стенные часы и вытаращил глаза, как зарезанный бугай:

– Э-э-э!.. На носу обед, а у нас кроме лекций ни шиша!

– Шиш – эта чито? – полюбопытствовала Жения.

– Что, что!.. Ликбез, сударушка, прикрывается! Распечатаем-ка дело… Вскорую чисть картохи. А мясом я займусь.

Он вложил ей в руку нож, картофелину. Знаками показал: чисть, ну чисть!

Жения послушно сняла с картофелины одну тоненькую, живописную завитушку.

– На перви, – выставила указательный палец, – чито будэт?

Заваров молча поднёс к ней полную кастрюлю прокислых вчерашних щей.

Жения страдальчески поморщилась.

Осудительно покосилась на Заварова.

– А я бы на твоём месте не фыркал! – вскозырился Заваров. – Щи, они и есть щи. Русский из-за стола встанет без щей – голодный!

Заваров стушевался.

У него-то и со щами встаёт голодный.

Сам он к своим щам не притрагивается.

Скинул он на полтона.

– Чего… Щи – фирменное блюдо, – заоправдывался. – Как могу… Война… Здесь не ресторан "Националь"… Не до деликатесовщины… А окормлять народушко надо! Оне каждый день половину не съедают. А я каждый день варю по норме. Не свари – начальство в одно место целую перчину воткнё. А так… Норма есть! А что не едят, так это, извиняюсь, ихняя мировая скорбь… Перед ихними капризами мы шапчонку не ломаем. Хотя… по чести… Тоскли-ивенькие у меня щи…

Заваров обругал себя мямлей. Встрепенулся. Налёг голосом:

– Хватит антимоний! Ну да чисть картохи! Даём пролетарские щи!

Жения медленно, вызывающе провела перед ним из стороны в сторону ножом:

– Дайом харчо!

– Щи! – прикрикнул Заваров.

– Харчо!

– Щи! – притопнул Заваров. – И заруби на своём носу, сударка. В армии приказ начальника не обсуждается, а выполняется! Оно хоть я и сам рядовой, да ты всё одно рядовее… Упрямиха!.. Воистину, бабы всех мастей родом из пекла. – И выкрикнул фальцетом, гневно вскинув руку, мол, дискуссия окончена: – Щи!

Жения бросила нож, недочищенную картофелину в ведро с картошкой и обиженно пошла из кухни.

"Наступи мышке на хвост и та огрызнётся", – в лёгкой растерянности подумал Заваров, направляясь за Женией.

Он настиг её уже в двери, опасливо тронул за локоть.

– Мы так, Генацвалечка, не договаривались. Совсемушко у нас житуха наперекрёс ломанула…

Остановилась Жения, вслушивается в голос. Будет глотку драть – к чёрту от такого генерал-повара!

– Ми-илая! Радость ты моя всекавказская! – сносит Заварова на самые нежные тона. – Ты уж не шали так… Нам нельзя подврозь… Уж куда оглобли, туда и сани… А ты… Спокинуть одного… Я всё рабочее время вбубенил в твой ликбезишко. А ты теперища хвосток трубочкой и прочь? Дорогуша! Уж горшок об горшок не надо бы. Не уходи… Извиняй, погорячился… Вышел из градусов… Пойми, чего я боюсь… Я сготовил… Ну, несъедобно… Не… Помякша… Ну невкусно… Дак несмертельно. А я не знаю, а я не ведаю, как ты стряпаешь. А ну наготовишь – с дудками под трибунал подпихнёшь! Как-то, понимаешь, не больно охота, чтобушки мои кулинарские доблести, то есть наши с тобой, разбирал, на часто ситечко сеял сам трибуналий…

Жения отлепила, столкнула с локтя его цепкие пальцы.

Пошла дальше.

– Ну и жизнюка! – взмолился Заваров. – В огонь зайдёшь – сгоришь, в воду полезешь – захлебнёшься, в лес пойдёшь – заблудишься, с бабой свяжешься – спокаешься. Без обеда столько миру оставить! Генацвалечка! Да крест на те есть?

Жения обернулась, выставила прежнее условие:

– А харчо дайом?