– Даём! Даём!! – согласно затряс Заваров и головой, и руками. – Как не дать? Да на тебе белый свет углом сведён! Любой харч!.. Абы только давай! Да-ава-ай!! Генацвалечка!!!
Через два часа Заваров гордовито вышагивал среди раненых с двумя вёдрами харчо.
– Дорогие граждане больные! Чижолые и лёгкие! Но все одинаково голодные по моей милости! Спешу вас о…
Его перебили. Заворчали со всех сторон:
– Да кончай трёп!
– Не кайся загодя! Лей уж свои портяночные щи!
– Загодя прощаем…
– И без митинга!
Заваров защитительно выставил поварёшку.
– Извиняюсь, граждане голодные! Но с сёдни фирменные щи – хоть портянки полощи, схлопотали отставку! По этому поводу маленький митинг. Спешу вас обрадовать! Как вы знаете, всё живое требует пищи и притом хоть чуток вкусной. Сёдни, докладываю, всё вкуснотень! Сёдни обед у нас с кавказским уклоном. На первое вместо тоскливых вечных щей будет дано хорчо. Что это такое? Во-первостях, это все едят, а умные просют добавки. А переводится с голодного так:
– Ну-ну, хитруля! – подстегнули снизу, с носилок. – Сам-то опробование произвёл?
– И неоднократное! – готовно выпалил Заваров. – Раньше я ел посля всех. Не то что совестно наперёд всех наедаться – просто не лезло в глотку то, что сам навертишь… Я как на духу… Чего секретничать, опротивело самому. Изо дня ж в день репертуаришко несменяемый! Щи да овсянка, овсянка да щи. А другого не могу. Против ведь воли пристегнули к котлам. Я под козырёк. Слушаюсь! Исполняю, как знаю… А какое там исполнение? Тоска-а… У меня ж, миряне, по кухарничанью неначатое нижнее образование. А про верхнее и полный молчок… А жить, понятно, манит. Вот и ел… По нужде давился своим. А тут поел слегка, раздуло, как телка… А честно… Невтерпёж… Напёрся раньше всех, как твой поп на Масленицу.
– Оно, конечно, повар с пальчика сыт.
– С поварёшки! – уточнил Заваров. – Горячо и за вкус поручусь! Во рту, в нутрях всё огнём горит. А всё равно ел бы так и ел. Хоть ведро одному поставь – уговорил бы! Ешь, братцы, и чуешь, кровя заиграли марш, побежали озорней. Силища в тебе нелюдская пробуждается! Жестоко зовёт тебя!..
– Страхи-то какие, зуб за зуб забегает, – подкусил кто-то ласково с полу. – Выражайся ясней, чтоба знали. Куда зовёт-то?
– Вот поешь и узнаешь… Только добавлю. Аплодисменты – мамаше нашего Генацвалика. Вот ведь как… По-нашенски, по-русски, ни чох-мох, ни аза не понимает. А наварила-напекла – радости вагон!
Заваров положил руку на плечо стоявшей рядом Жении.
Жения зарделась и поклонилась неловко.
Заваров сел на низенький стульчик, стал наливать в миски харчо.
Жения пошла разносить.
Ей радостно было разносить. Уж сегодня-то её гостинца хватит всем. Отказу никому не подадут!
Навалились есть.
Лица наливаются светом, хмурь тонет.
Едят нахваливают да покрякивают.
– Иль на вас крякун напал? – удивляется притворяшка белёсый мужичок. – Иль вы все селезни? – И ласково зовёт: – Ути, ути, ути-и…
– Кря! Кря!! Кря!!! – отвечают ясно, отчётливо.
Мужичок лукаво подумал и себе крякнул сквозь весёлую слезу.
В дальнем углу поднялся парень. Улыбка вздрагивает слабенькая, толкётся на полинялом лице. Бредёт парнишка с пустой миской к Заварову.
– Это я, ваша светлость, подавал запрос, куда зовёт-то ваше харчо. Я все дни лежмя лежал. К щам не притрагивался. А тут ухайдокай миску с верхом! Чую – позвало! За добавкою! Я и топаю… Впервые встал…
Общий хохот потопил его слова.
На второе тоже новое. Вместо наскучившего жеребцовского плова – овсяной каши – хачапури. Этакие сдобненькие лепёшечки с сыром и на яйцах. Свеженькие, мяконькие. Только что с огня соскочили. Во рту смеются!
– Боже! – сказал уже в летах солдат с "самолетом". [23]
– Да ну так корми нас, так весь санбат в неделю поднимется и станет к оружию. Мамаше, доброй мамаше наше солдатское спасибо да поклон…В ответ Жения как-то виновато улыбается и норовит утянуться за широкую заваровскую спину.
10
Знатная выявилась Жения стряпуха. Что ни сготовь, за всё спасибо. За всё поклоны. Полное уважение, полное почтение ото всех.
День она на кухне. Вечера все напролёт с сыном. Чего ещё? Каких благ по нынешней военной поре желать?
Выше края не просила и не мечтала просить у судьбы. Однако покой не шёл к душе. Гвоздём сидел в ней какой-то незлой чёртушка, знай нудил своё: не по всей правде живёшь, не по всей…
А где она,
Жению ни в чём не упрекнёшь. Ни в лени, ни в разгильдяйстве. Весь день как взвихренная заведёнка за троих пашет на кухне – нехват, нехват народу! – и на минуту не присядет.
"А может, вся правда в том, чтоб ещё быстрей крутиться? На последнем пределе каждый день? Каждый час? Поскорей свали кухонные хлопоты и…"
Умудрилась она выжимать время и на то, чтоб после кухни объявиться в санбате.
В санбат только приди. Этому поправь в головах, тому подай утку, тому костыль, тому, однорукому, помоги закурить, чиркни спичкой ("Сестричка, угости огоньком…"), тому заштопай, тому пришей, тому постирай, тому…