Читаем Казачья старина полностью

Про былых атаманов в народе сохранились пословицы: «терпи казак – атаманом будешь», «куда атаман кинет взглядом, туда мы кинем головы»; песни: «На речке было, да на Камышинке», «Ай вы, братцы мои, атаманцы» и др.

Виды преступлений и наказания

В казачестве издавна существовало правило: преступления большой важности – убийство, воровство, разбой и пр. подлежали суду Войска и от нас велись в окружных судах: в станице Урюпинской, а больше в станице Усть-Медведицкой (когда нижнеприхоперские станицы входили в Усть-Медведицкий округ). Случаи маловажных проступков и личных оскорблений решались окончательно самим станичным обществом на полном сборе, где обыкновенно производились и допросы прикосновенных к делу. Станица Федосеевская в этом случае не была исключением. В ней при станичном правлении для этих целей была оборудована тюрьма с нарами, в ней под охраной временно размещали арестантов.

Как во все времена и во всем мире, в нашем крае случались убийства. Про один такой случай, произошедший в хуторе Кузнечинском, рассказал уроженец хутора Н. Ф. Патрин.

«В 1911–1912 годах недавно вернувшийся со службы житель названного хутора Иван Перфильевич Кузнецов (по-уличному Перш) похвалился хуторянину Тимофею Потапову (по-уличному Чернавин), что встречается с одной «жалмеркой», муж которой служил на действительной службе. Потапов заспорил с ним: «Не верю, говорит, чтоб солдатка принимала тебя, ведь я с ней гуляю». А Перш в ответ: «Не веришь, так удостоверишься. Я ей скажу, чтоб она вечером вышла в сад, а мы спрячемся в кустах до ее прихода. Как она покажется, я выйду к ней, а ты будешь наблюдать».

От нынешнего местожительства Зацепилина, по другую сторону Едовли находился большой фруктовый сад. Оба явились туда заранее. Как только увидели, что жалмерка идет, Перш вышел ей навстречу, а Чернавин стал наблюдать за ними. Когда они присели в кустах, Перш стал обнимать ее, а она не сопротивлялась, отвечала ему тем же. Тогда Чернавин вышел из-за кустов к ним и процедил сквозь зубы: «Так, что же ты, сукоедина, торгуешь и нам и вам?» Она вскочила на ноги. По словам Перша, Чернавин ударил ее кулаком в левую часть груди и с одного удара убил ее насмерть. (Этому можно поверить, потому что Тимофей был высокого роста и силенкой бог не обидел.) Затем Чернавин и Перш подвесили ее веревками на яблоню так, что можно было подумать, «дескать, она подвесилась сама».

Утром следующего дня Перш подрядился какому-то «яичнику» отвезти яйца в Михайловку. («Яичниками» у нас назывались добровольные люди, занимавшиеся закупкой куриных яиц среди населения – по цене от 10 до 20 копеек за десяток – с последующей сдачей их государству; это дело осуществлялось вплоть до коллективизации.) Чернавин ушел не то в Федосеевскую, не то в Зотовскую станицу. В этот же день семья обнаружила в саду подвешенную молодку и известила об этом хуторского атамана. Тот доложил в станичное управление. Появились станичный атаман и полицейский. Про связь Чернавина с этой женщиной многие хуторяне знали, ну и некоторые досужие мужчины и женщины пошли навстречу следствию для выяснения причины этого происшествия.

Как только Чернавин и Перш явились домой, их по одному и начали путлять, в конечном счете уличили в убийстве. Состоявшийся суд приговорил обоих к семилетней каторжной работе, со ссылкой куда-то в Сибирь. Возвратились домой только в конце 1917 года».

Еще один трагический случай произошел примерно в то же время, а именно в 1910 году в хуторе Ольховка в семье атамана Ефрема Ивановича Филина. Живший с ним в одном дому многодетный зять Петро Иванович стал пить, дебоширить, избивать жену – Ефремову дочь. Потом и совсем ушел от жены, однако временами, прибегая, отколотит ее и опять уйдет. Ефрем Иванович заявил хуторскому атаману Акиму Васильевичу Щедрову, что когда-нибудь убьет зятя. И вот однажды, когда в очередной раз Петро напился и стал ломиться к тестю, Ефрем Иванович потерял терпение и из коридора, через верхний глазок, выстрелил из ружья в зятя и уложил его наповал. После этого он заявил хуторскому атаману, что убил Петра.

Чувствуя, что каторги не миновать, Ефрем продает пару быков и за вырученные деньги нанимает адвоката. Тот подсказал: «На суде ты и говори, что тягался с пьяным вооруженным зятем и ружье нечаянно выстрелило». Следуя этому совету, Ефрем Иванович на суде оправдался, и ему ничего не было. Оставшихся детишек Петра – Логана, Алексея, Груню и Григория Ефрем Иванович воспитывал вместе с дочерью.

В том же хуторе Ольховка поповские жители Афанасий Буданов и Никита Бочков за золотые деньги хотели удушить свою старуху. Но совсем удушить кто-то помешал – старуха осталась живая. Суд все же был, и душегубам дали по семь-восемь лет каторги. Никита Бочков вернулся, а Афанасий Буданов так и не появился больше в хуторе.

Трагический случай, по словам жителя хутора Скулябного Алексеевского района Алексея Тимофеевича Чурекова (1904 г. р.), произошел в станице Аржановской того же района.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное