Казачья старина

«Служил в царской армии казак хутора Красинского по фамилии Укустов. Прослышав, что его жена дома гуляет с другим, с Куликовым, отпросился у полковника домой и пообещал привезти… Так и сделал. Ночью, неожиданно придя домой, он захватил жену с Куликовым. Стукнув его, Укустов отрезал к-ц и уехал в полк.

В его отсутствие Куликова вылечили, и Укустова жена все же ушла к нему.

Отслужив, Укустов вернулся домой. В праздник со своим отцом и детьми он пошел к обедне в Аржановскую церковь. Когда они возвращались домой, Куликов с его бывшей женой устроили им в леске засаду и выстрелили из ружья. Укустов с отцом были убиты, а дети убежали.

Кто-то из людей видел эту расправу и донес полиции. Куликова с Укустовой женой взяли и после суда сослали на вечное поселение в Сибирь.

На эту быль в 1909–1910 годах в станице Аржановской была сложена местная песня:

Между горкой, между лесом,
Там стоял божий храм.
Как во этом божьем храме
Молился отец со детьми.
Отмолилися, отправлялися домой,
Подходили они ко лесочку,
На них напали лютые звери,
Вооруженные ружьями.
Вот раздались выстрелы.
Отец с сыном упал,
Дети громко закричали
И побежали в лес.
Они ж угадали мать.
Бежали и кричали:
«Мама, мама
Зачем ты так поступила?»

Про другой трагический случай, произошедший тоже в станице Аржановской, рассказал мне уроженец и старейший житель станицы Федосеевской Михаил Павлович Сеимов (1899 г. р.).

Самохин, Самохин,
Что ж ты наробил —
Через свою жененочку
Саньку-мельничка убил…

К сожалению, дальше слова он вспомнить не смог – боюсь, что эта песня безвозвратно канула в лету.

Наряду с убийством воровство у казаков тоже считалось самым последним делом, несмотря на веру в Бога, боязнь сибирской каторги, такого рода преступления в нашем крае все же случались. Вспоминает уроженка хутора Грушева Мария Александровна Апраксина (1927 г. р.).

«Моя бабушка – Федосья Андреевна Сиволобова, 1862 г. р., уроженкой была хутора Красного, попала в снохи в хутор Грушев за Степана Матвеевича Апраксина, по-уличному Дикий. Из ее рассказов помню, что соседями у них жили Дерябины (они же Блинковы). Воровливая была семья, так и приглядывали, у кого что плохо лежит. А нашу семью они обижали всю жизнь, даже несколько раз поджигали подворье. Один раз, говорила бабушка, сгорело все, даже наша старинная протяжная хата. Остались одни цыплята – расползлись по сибирькам, да курица собрала их и повела – с этого начали все наживать. А вместо сгоревшей хаты построили новый дом, тот, что впоследствии перенесли в Ольховку. Семья бабушки не знала, кто поджогами занимался. А когда заболела Дерябина бабка, родичи ее привезли попа, та и покаялась, что все она поджигала. А поп был в гостях у бабушки с Степаном Матвеевичем и все рассказал им.

Воровать Дерябины умели. Когда у них горела кухня, то с потолка с грохотом и звоном падали наворованные у соседей железки.

Дерябины обворовывали сколько раз и нас, говорила бабушка, и выслеживала она по следам воров, а заявить боялись, потому что они были, как звери. Но терпению однажды пришел конец. Как-то бабушка осталась одна дома с детьми. Дерябины опять пришли, с собой принесли лестницу, поставили ее к дому, прорезали косой дыру в соломенной крыше и залезли на потолок. Там было много привезенного с ярмарки добра: сахару, товару на обувь и еще чего-то много. Воры хотели все это забрать. Ломиком стали открывать лазку в кладовку, чтобы потом проникнуть в дом. Бабушка не спала и все слышала. Она оставила детей, открыла окно на крыльцо и хотела вылезти головой вперед, а потом одумалась – ведь сразу убьют по голове – и вылезла задом. Тут же стала кричать, звать на помощь, а потом побежала к соседям, мимо дыры в крыше. Кто-то прыгнул ей навстречу, бабушка говорила, что «я б удержала его, но побоялась – ведь их было двое». Она воров узнала – это были Дерябины. Прибежала к соседям – Федору Григорьевичу Апраксину (по-уличному Гришкины) и позвала их на помощь.

Когда же пришли, то воров уже не было, хотя добро на потолке они подтянули уже к дыре, но вынести ничего не успели.

Тут бабушка не вытерпела и подала в суд, там все рассказала, как Дерябины их обижали.

Суд Дерябиным-ворам был в станице Федосеевской, дали им по пять лет. А когда после суда вывели их, бабушка видела, как выглядели тогда арестанты: половина головы и половина бороды были побритые, а на спине зипуна была пришита серая арестантская латка.