Казачий адмирал (СИ)

Вареным и печеным мясом мы накормили и грузчиков. Они ели жадно, обжигаясь горячими кусками. По словам туберкулезника, мясом их кормили раз в неделю, по пятницам. Запивали местным молочным напитком, напоминающим кисловатый йогурт. Половцы мне рассказывали, что у них практикуется коварный и безнаказанный способ убийства — угостить человека жирным горячим мясом, а потом поднести большую чашу холодного кумыса, от которой нельзя отказаться, не оскорбив смертельно хозяев. Человек или умирал от заворота кишок, или его убивали за недостойное поведение в гостях. Меня не послушали. Йогурт был теплый или не полностью замещал кумыс, поэтому к вечеру умерли всего двое, в том числе и туберкулезник. Накаркал сам себе.

Грабеж продолжался до темноты. Приплывшие на шхуне казаки собрались вечером на моле, где вместе с бывшими рабами-гребцами сытно отужинали, изрядно напились и натешились с пленными турчанками и не только. Я посидел с ними немного, чтобы не говорили, что Боярин зазнался, после чего ушел в свою каюту. С собой увел девушку, похожую на Ясмин, уже созревшую, но наверняка лет ей тринадцать-четырнадцать. У нее было с десяток тонких косичек и припухшее от слез лицо. Белая рубаха с желтым орнаментом по краю овального выреза, рукавов и подола и желтые шаровары длиной до середины голени были льняные. Значит, не из бедных. Девушка прошлепала босыми ногами по трапу, поднимаясь вслед за мной, и не сразу поняла, что я предлагаю ей руку, чтобы помочь спуститься на палубу. Ее узкая и маленькая рука была сухая и горячая.

Каюту освещала масляная лампа со стеклянным колпаком, какой я в детстве видел на керосиновых и какой изготовили по моему заказу стеклодувы в Киеве, а привез в Кандыбовку Мыкола Черединский. Она висела на крюке под подволоком, довольно хорошо освещая помещение. Во время качки тихо скрипела железным крюком о железную петлю. Этот звук меня первое время раздражал, но потом перестал замечать.

— Как тебя зовут? — раздеваясь, спросил я девушку на турецком языке.

— Лейлах, — тихо, почти шепотом ответила она.

— Убили кого-то из твоих родственников? — задал я следующий вопрос.

— Отца, — ответила Лейлах, глядя в палубу.

— Все равно тебе скоро пришлось бы с ним расстаться, — как мог, утешил я. — Кто-то из родных есть среди пленных?

— Нет, — ответила она. — Маму не тронули. Старшие братья и сестры живут отдельно, далеко отсюда, а младший брат учится во дворце Ибрагим-паши, будет служить султану.

Говорила Лейлах торопливо, будто боялась забыть текст. Наверное, голова занята мыслями о том, что ей предстоит испытать впервые в жизни и о чем, уверен, мечтала последние годы. При нынешней скученности дети быстро узнают, как приманивают аиста с ребенком.

— Утром отпущу тебя, — пообещал я.

Лейлах ничего не сказала. После смерти отца социальный ее статус сильно понизится, и вскоре главного сокровища девушки лишится, а если еще и забеременеет, то и вовсе не будет шансов выйти замуж. Разве что за нетребовательного бедняка.

Груди у нее были в виде невысоких конусов с широкими черными сосками. Растительность внизу живота густая и курчавая. Мне говорили, что сейчас замужние турчанки выбривают промежность и коптят ее на дыму можжевельника. Не знаю, почему именно это растение. У каждого народа свои тараканы на сексуальной почве. Лейлах завелась быстро, и по тому, как подалась тазом навстречу мне, догадался, что ее надо было давно уже выдать замуж, заждалась. Стонала низким, не своим голосом и только во время оргазма вскрикивала высоко и звонко. Когда мы удовлетворенные и расслабленные отдыхали, водила кончиками пальцев по моей груди, нежно приглаживая растительность на ней. Почему-то эти движения быстро заводили меня. С другими женщинами такого не случалось. При этом она не напрягала меня слащавым сюсюканьем. Если бы я не знал, что это первый сексуальный опыт Лейлах, то решил бы, что имею дело с опытной нимфоманкой.

К утру я был пуст и телом, и душой. Разве что шаловливая мыслишка вертелась в голове: интересно, что она расскажет будущему мужу об этой ночи? Наверное, что-нибудь ужасное и жалостливое. Хотя возможны варианты. Мне как-то позвонила бывшая боевая подруга, у которой, судя по ее манере общаться, в роду были одни датчане. Она не могла понять, почему сбежал очередной мужик.

— Он спросил: «Тебе хорошо было?». Я ответила: «Бывало и получше!», — поделилась она подробностями их первой и последней ночи.

После завтрака, пока грузчики заканчивали заполнять трюм шхуны рулонами тканей поверх всякого мусора, притащенного казаками, я проводил Лейлах до ее дома. Путь пролегал через пакгауз, где я нагрузил ее и себя рулонами хлопковых тканей разных цветов. В шхуну все не влезет, а остаток казаки сожгут, потому что надкусить не смогут. Может, Лейлах сошьет из них красивое платье и привлечет какого-нибудь состоятельного мужичка.