Казачий адмирал

На полуюте, палуба которого выступала за корму метра на три, был навес из прямоугольного куска плотной материи странного бурого цвета с более светлыми пятнами, растянутого веревками, привязанными к углам и посередине между ними, от низкой бизань-мачты с маленьким латинским парусом к фальшбортам. Под навесом дремал, сидя в низком и широком кресле и немного запрокинув голову, толстый сорокалетний мужчина с густыми широкими черными усами, которые были загнуты кверху и переходили в низкие бакенбарды. Сросшиеся, кустистые брови наполовину закрывали глазницы. Ноздри горбатого носа были вывернуты наружу, и из них торчали пучки черных волос. Пухлогубый рот приоткрыт. В верхней челюсти не хватало примерно половины зубов, а сохранившиеся были коричневатыми. Сколько зубов в нижней, мне не было видно. Мужчина напоминал шарпея количеством складок кожи: три узкие на лбу, ниже курчавой черной шевелюры, торчавшей из-под красной фески, три более широкие под давненько не бритым подбородком, три толстые на расплывшемся брюхе под натянувшейся, белой, полотняной рубахой, довольно грязной. Может быть, есть складки и на ногах, согнутых в коленях и раздвинутых, но их скрывали широкие шаровары из красной материи. Рядом с маленькими, не соответствующими телу и грязными ступнями стояли на палубе светло-коричневые кожаные шлепанцы с острыми и загнутыми кверху носами и заяложенными до черноты стельками. Обувь, как признак классового различия. Даже в двадцать первом веке статус человека будут визуально определять в первую очередь по обуви, во вторую — по аксессуарам и только в третью — по одежде. Рядом с креслом стоял такой же низкий трехногий столик, на котором и находилось деревянное блюдо с нарезанной ломтиками дыней. Как догадываюсь, принес блюдо мальчишка лет двенадцати, худой и белобрысый, с глуповатым, заторможенным лицом, который расположился позади столика. На слуге была лишь рубаха с короткими рукавами и длиной до середины бедер, такая же грязная, как и на хозяине. В метре позади кресла, но в тени под навесом, стоял рулевой — пожилой жилистый мужчина в низко надвинутой, соломенной шляпе с узкими полями и длинной и просторной рубахе с овальным вырезом и короткими рукавами, босой. Перо руля он поворачивал с помощью деревянного румпеля. Перемещаясь по планширю, румпель тихо скулил.

Очередное скуление и разбудило толстяка. Он тяжело разлепил веки и посмотрел на меня темно-карими глазами так, будто я ему приснился. Скорее всего, именно так он и подумал, потому что вновь закрыл глаза, а потом открыл немного быстрее. Я не исчез. Толстяк шумно втянул воздух вывернутыми ноздрями и лениво почесал толстыми и короткими пальцами с обгрызенными ногтями все три подбородка.

— Добрый день! — поздоровался я на турецком языке.

Толстяк ее заметно кивнул и спросил:

— Ты кто?

Мне показалось, что говорит он на турецком языке с легким, едва заметным акцентом.

— Капитан голландского корабля, — ответил я, не уточняя национальность, и назвал свое голландское имя.

— А я вот не только капитан, но и судовладелец, — произнес он не без хвастовства. — Мусад Арнаутриомами меня зовут.

— Грек? — поинтересовался я на греческом языке.

— Мусульманин, — ответил судовладелец на турецком.

Хочешь казаться турком — флаг тебе в руки. Я буду говорить с тобой по-турецки, но вести себя, как с греком. Опыт общения с греками у меня богатый, что в прошлом, что в будущем. Эта нация займет прочные позиции на торговом флоте и в портах по всему миру. Греки будут помогать друг другу. Греческий капитан всегда найдет работу и попутный груз и, отработав несколько лет на ходовом мостике, легко возьмет кредит в «греческом» банке и станет судовладельцем. Обычно такие капитаны покупали, что подешевле — металлолом, чудом не утонувший до момента покупки и еще пару лет после нее, если не удалось застраховать на солидную сумму. Тогда нанимался капитан другой национальности, который за вознаграждение отправлял металлолом на дно неподалеку от берега, чтобы экипаж не пострадал. Греки покупали суда, когда те дешевели, потому что даже в трудное время, благодаря своим, находили груз, и продавали, когда дорожали. Как мне рассказывали подчиненные, греческие капитаны делятся на две категории: с первыми контракт превращается в праздник каждый день, со вторыми — ни дня без скандала. Сейчас определим, к какой относится Мусад Арнаутриомами.

Я поднялся по трапу на полуют, зашел под навес, в тень, где, благодаря еще и ветру, было намного приятнее, чем на главной палубе. Не спрашивая разрешения, взял кусок дыни. Сочная сладкая мякоть буквально растаяла в моем рту. Ничего вкуснее я не ел последние…

— А какой сейчас год? — спросил я.

Мусад Арнаутриомами скривился, будто я ем именно тот кусок дыни, который он хотел взять себе, но ничего по этому поводу не сказал, взял другой, ближний. Понюхал его, поднеся к носу так близко, словно хотел пощекотать черными волосинами, торчащими из ноздрей, и вернул на деревянное блюдо. Значит, относится к первой категории греческих капитанов.